и поскольку сами реалии прошлого и будущего находятся здесь под запретом редукции, реальным оказывается текучесть извечно настоящего, данного не в модусе «теперь», а во всей полноте горизонта. Поэтому, интендируя прошлое, со (знание) в равной степени свободно интендирует и будущее. Если же учесть, что-интенция всегда предметна (будь этот предмет—-стаканом воды или кентавром) и что сама ее направленность обусловлена -тем, на что она направлена, то будущее оказывается не менее богатым событиями, чем' прошлое, и—что важнее—не менее определенным.. Разница между ними в том, что если интенция воспоминания сама редуцирует прошлое, чтобы «осовременить» его в статусе необходимости («это» было так,, а не иначе), то интенция ожидания направлена на· уже саморедуцированное будущее, «осовременивая»· его в статусе свободы («это» может быть так или иначе). Вот сейчас, пишучи эти строки, я локализую") некий микрогоризонт возможностей, из которых лишь. ничтожной доле суждено стать действительностью. Их еще нет в реальности, но они всегда есть как чис- 125 .тое гравитационное поле смысла, притягивающее мои ; переживания, и в этом смысле они «выбирают» меня I не в меньшей степени, чем я «выбираю» их. Чем же Обусловлен сам выбор? Он—сколь бы странно это ни звучало—обусловлен не столько ожиданием, сколько воспоминанием. Ожидать можно чего угодно; «выбор», несущийся из будущего, не считается с субъективистическими прогнозами синоптических служб нашего· опыта. Его критерий коренится в прошлом. Поэтому радикально настроенное воспоминание всегда работает «пророчески вспять», и некоторые психологи (Курт Коффка) характеризуют его не только как обращенность к прошлому, но и как устремленность в будущее. Направленное «вспять», оно «пророчески» предвидит перспективы; с ним в этом смысле не может произойти ничего «случайного» и «неожиданного», и когда оно становится ожиданием, в нем обнаруживается не только упование, но и магнитная сила, интерферирующая с потоком возможностей. Сознание, осуществившее редукцию прошлого в модусе самовоспоминания, интендирует будущее не в пассивном ожида-! нии, а в модусе эвристического сотрудничества, уго-| тавливая миру из будущего не надгробный камень с ^теоретико-познавательными эпитафиями, а переходы 'через Рубикон... Это—подлинное ничем не приукрашенное ни от чего не зависящее «философское одиночество». Мера •его бесконечна. Нет в мире более непреложного, более чистого, более невозбранного, более одинокого — 86 —
|