|
119 ма и всяческих лауреатств, а единственно путем крещения и благословления их в купели чистого и универсального смысла. Смысл ищет самоосмысления и не может найти его в себетождественности. Со (знание), чтобы избежать замкнутого круга самоотрицания, расключаег скобки и устремляется к собственным потенциям. Практически этот процесс переживается на каких угодно парадигмах; можно, к примеру, выбрать некое историческое событие и, безотносительно к сроку давности (срок пока пребывает в скобках), вполне отчетливо переживать на нем сенсационные парадоксы теории относительности и квантовой механики, кото-• рые, в свою очередь, пока ограничены запретом редукции, но как чистые потенции, имеющие некогда реализоваться в сознаниях Эйнштейна или Гейзен-берга, коренятся именно здесь. Возьмем какое-либо· событие из римской истории, например, переход Цезаря через Рубикон. Все, что мы знаем об этом из исторических источников, принадлежит к нередуцированному (со) знанию и, следовательно, подлежит временному исключению. Из полноты чистых возможностей редуцированного со(знания) выделяется соответствующая интенция и тотчас же образует локальное ^тематическое поле. Иначе говоря, на универсальном горизонте всех возможностей образуется частный и суженный горизонт группы возможностей, изоморфных ^специфике выбранной- конкретной парадигмы. Поскольку речь идет о сфере именно возможностей, переживание события оказывается переживанием возможного события (еще-не-свершенного), и переход Цезаря через Рубикон переживается не post factum, a ante factum, собственно до самого перехода. Теперь отметим еще следующее: если post factum переход. был совершен именно Цезарем, то значит и ante factum он составлял содержание именно его сознания. Специфический горизонт события, таким образом, не только сужается до самого события, но и персонифицируется в конкретном историческом сознании. В реальности картина выстраивается в следующую схему: Цезарь до перехода, Цезарь в переходе, Цезарь после перехода. Редуцированный коррелят этой схемы имеет дело только с первым ее звеном. Перехода пока нет; он, стало быть, еще должен свершиться (или не свершиться!); это конкретное переживание, быв- 120 шее исторически фактом сознания Цезаря, становится теперь фактом редуцированного со(знания), которое еще не знает исхода и колеблется принять решение: перейти (это чревато своротом всемирной истории) или не перейти (это также чревато аналогичным своротом). Исторически оба факта отделены друг от друга двумя тысячелетиями; в редуцированном виде (эйдосе) они вполне «современны» и не просто «современны», а идентичны. Ибо под режимом редукции исключены конкретные исторические сознания, пережившие тогда и переживающие теперь событие. «Тог- » да» и «теперь»—характеристики, пребывающие в скобках; вне скобок остается одно: потенциальный горизонт еще-не-свершенного поступка, функционирующий в sui generis анонимном сознании, которое со временем персонифицируется в сознание Цезаря (alea jacta est!), а спустя два .тысячелетия баластом неосознанной эрудиции^возникает в сознании историка. Баласт— отчужденный параграф из учебника римской истории, наспех заучиваемый школьником и проносимый через всю жизнь в качестве трофея, отвоеванного у собственной непричастности и глубокого равнодушия к «по ком-то звонящему колоколу». Устраняя этот ба-' ласт и интендируя событие из глубин бесконечного •сознания, медитант не только переживает его в моду-1 се «оно само», но и разрывает замкнутую, эмпирически эгоцентричную монаду собственной отчужденности в акте живого и личного приобщения к смыслу че-/ ловеческой истории. Историк, по меткому выражению Фридриха Шлегеля, становится «пророком, глядящим вспять», и вместо докучливого набора талантливых и бесталанных «интерпретаций», оперирующих историческими фактами в угоду произвольно сконструированной «точке зрения», взору предстает пережитая самоданность истории, ставшая фактом личной биографии. — 82 —
|