Остается еще одно возражение: относительно нашего «мы». Что за это «мы»? Не очередной ли псевдогоризонт скрытых и других клише? В прояснении этого вопроса и вычерчивается впервые лестница редукции, так сказать, последовательность и поэтап-ность ее скобок. «Мы»—стилистически-коллективный синоним «Я», а «Я», или собственно тема редукции, в свою очередь, представляет собою не одномерное "Образование, а некое персонифидшюв.а.н.на-символиче-'.ское «мы», подлежащее редукции. Из этого «мы» выводятся: эмпирическое психосоматическое «Я» (имярек), ограниченное ассерторическим годом рождения и аподиктическим годом смерти, между которыми располагается «черный ящик» фактической деннонощ-ной биографии; редукция этого «Я» обнаруживает ("новый пласт: «Я» как носителя некой суммы личност-\ но-внеличных, конкретно этнических или общечелове-\ческих знаний, чувствований, верований, ценностей; это—так сказать, информированное «Я» с цензом образованности; в отличие от первого в-себе-оседлого «Я» оно непрерывно трансцендирует за свои пределы, и амплитуда его раскачек включает диапазон от двух-трех десятилетий до двух-трех тысячелетий (у Канта·, по-видимому, до двух-трех столетий); если мы совершим еще одно радикальное усилие, подвергнув редукции и это «Я», то мы окажемся в зоне абсолютно но- 116 вого и небывалого опыта сознания, по сравнению с которым весь прежний опыт предстанет как бессозна-( тельный автоматизм привычек и реактивных конвульсий душевной жизни. Респективно эта зона переживается как область первоначальных самоданностей сознания, или—что то же—«оснований» и «принципов». Небывалость опыта заключается в том, что речь идет не о логических рефлексиях над «основаниями», а о логических переживаниях самих оснований, включая и всю сумму возможных рефлексий над ними; редуцируя «знания», мы как бы переносимся в затакт созна^--тельной жизни, испытуя чистые динамические структуры знаний, как таковых, в собирательном фокусе «со». Понятое так, сознание перестает быть кривым^ зеркалом, извращающим собственный «вид» в само-| рефлексирующих конструктах; оно очищается до само-! данности, и непосредственно обнаруживает полную: имманентность культуре и жизни. ) § 4. «Философское одиночество» Что таится за таким внешне непривычным, но и несложным выражением, как «допредикативная очевидность»? Ответить на это легко: самоимманентность сознания. Труднее это понять, и гораздо труднее пережить. Новый факт всегда требует нового метода; — 79 —
|