|
д\·ре, исключающей экзистенциальное содержание феномена и исследующей его чисто эссенциальную струк-/ туру. Гуссерль подчеркивает: «Смысл высказывания о предметности, что она есть и познавательным образом проявляет себя как сущее и притом сущее в определенном виде, должен именно из одного сознания сделаться очевидным и вместе с тем без остатка понятным/А для этого необходимо изучение всего сознания, так как оно во всех своих образованиях переходит в возможные функции познания»26. Здесь позволительно снова сослаться на уже цитированное нами выше письмо Рильке; эвристически оно могло бы оказаться совершенно неожиданным истолкованием глубиннейших пластов проблемы: «Природа, вещи нашего обихода и потребления случайны и 6'ренны; но пока мы живем здесь, все они— наше владение, наши друзья, соучастники наших горестей и радостей, какими они уже были для наших предков. Так, все здешнее не только не следует принижать или перемещать в низший разряд, а как раз именно из-за его временности, которой оно обладает наравне с нами, все здешние явления и вещи должны быть поняты нашим внутренним разумом и преображены. Преображены? Да, потому что задача наша— так глубоко, так страстно и с таким страданием принять в себя эту преходящую бренную землю, чтобы сущность ее в нас «невидимо» снова восстала... У земли нет иного исхода, как становиться невидимой: и е нас, частью своего существа причастных к невидимому, пайщиках этого невидимого, могущих умножить за время нашего пребывания здесь наши невидимые владения,—в нас одних может происходить это глубоко внутреннее и постоянное превращение видимого в невидимое, уже 'больше не зависимое от видимого и ощутимого бытия—подобно тому, как наша собственная судьба в нас постоянно присутствует и постоянно невидима»27. ИНТЕРСУБЪЕКТИВНОСТЬ.—Феноменология как универсальная наука, выводящая мир из конституи- Э. Гуссерль, Философия, как строгая наука, с. 14. ?.—??. Рильке, Ворпсведе. Огюст Роден. Письма. Стихи, с. 305—307. 67 рующих интенций чистой трансцендентальной субъективности, неминуемым образом сталкивается с опасностью солипсизма. «Когда Я, медитирующее Я,—замечает Гуссерль,—редуцирую себя с помощью феноменологического эпохе к моему собственному трансцендентальному Эго, не становлюсь ли я solus ipse и не остаюсь ли я им на протяжении всего процесса последовательного самоистолкования под титулом феноменологии?»20 С другой 'стороны!, очевидно, что солипсизм не является здесь отправным пунктом рефлексии; он—именно препятствие, подстерегающее анализ на путях самопознания, точнее, даже ? ? препятствие, а видимость, .кажимость, призрак (Schein, Gespenst) .препятствия; как таковой, солипсизм—не столько реальная проблема мысли, сколько «мысленный эксперимент» (Gedankenexperiment), а солипсист — «сконструированный субъект» (konstruiertes Subjekt), который, по словам Гуссерля, даже не заслуживает своего имени. «Абстракция, осуществленная нами... не дает изолированного человека, изолированную человеческую личность. Эта абстракция состоит не в том, чтобы подготовить коллективное уничтожение люден и животных, окружающих нас, пощадив одного лишь человеческого субъекта, который есмь я. Субъект, · оставшийся бы одним в этом случае, был бы все равно человеческим субъектом и оставался бы всегда интерсубъективным предметом, постигающим и полагающим себя в качестве такового»29. Как бы ни было, но Гуссерлю пришлось одолевать это препятствие, феноменологически формулируемое им как проблема конституирования интерсубъективности. — 44 —
|