|
Вопрос о реальности ставится иначе. Если для выявления адекватной смысловой структуры предмета требуется предварительное исключение всех его трансфеноменальных признаков, в том числе и экзистенциального статуса, то одно из двух: либо скобки должны со временем расключиться, чтобы сущностно исследованный предмет наново обрел свой естественный (пусть даже естественнонаучный) «вид», либо же остается непонятным, какова окончательная участЬ отмысленных элементов. Значит ли это, что запрет редукции безапелляционен и что отмысленному нет обратного возвращения в сферу рефлексии? Поначалу Гуссерль решал вопрос иначе; приостановка верь; в существование носила временный характер и рассматривалась как необходимая транзитная мера феноменологического метода. С переходом на позиции абсолютной феноменологии ситуация изменилась, и «эмбарго» редукции соответственно приобрело окончательность. Гуссерль с обратного конца перевернул общую установку кантианства, но соотношение выглядело тем не менее выразительно симметричным: кантианский запрет на сущность обернулся здесь запретом на существование, и сущностное познание оказалось в положении своеобразного перевернутого агностицизма. Ведь если познание рассчитано на универсальность, то з сферу его внимания не могут не входить и исключенные через редукцию элементы; феноменолог, ограничивающий себя рабочим полем чисто эссенциальных структур переживаний, .тем самым ограничивает себя вообще, ибо элиминированная реальность нуждается ? радикальном прояснении не в меньшей степени, чем ноэматическая предметность. 187 Проблема обостряется вдвойне, если мы обратим внимание на то, что вопрос о реальности принадлежит не только к исключенным факторам явлений, но и к самой ноэм.е, т. е. необходимость его диктуется имманентными особенностями самого анализа сущности. Предположим, что в ходе редукции элиминируется «естественная вера» в трансфеноменальное существование предмета и остается его чистая смысловая структура. Что же представляет собою эта структура? Огромной заслугой Гуссерля останется строгое различе-' ние в пределах самого сознания аспектов «что» и «как»· восприятия. Ноэматическое «что» ни в коем случае не растворяется в поэтическом «как», но сохраняет специфический статус трансцендентности в рамках общей имманентности всего процесса сознания. Для фе-номенолога вопрос о реальности предмета отпадает, так как последний не «существует», а «мнится», «самообнаруживается» или «конституируется». Оставляя в стороне спор о словах, отметим: «мнится» он или «конституируется», он «есть»; все равно, идет ли речь о чувственно-эмпирическом восприятии или о «фантастическом»; коль скоро мы различаем его ноэму и но-эзис, вопрос о реальности предстает в неизбежном свете. Необходимо лишь переключить внимание со способов явленности «чего-то» на его онтологический статус, чтобы оказаться в самом средоточии реальности. При этом сущностного анализа требует сам «феномен» реальности; это значит, что, элиминируя различные модусы его проявления, рефлексия должна сосредоточиться на эссенциальных характеристиках самой экзистенции. Онтология квантора существования «есть» охватывает зону не только' чувственных, но и категориальных созерцаний; в этом смысле правомерно говорить о реальности не только «лежащей вон там табакерки», но и математических объектов, хотя реальность последних принадлежит к существенно иному классу значений и требует соответственно адекватной функции высказывания14. Аналогичное распространя- — 130 —
|