Феноменологическое познание. Пропедевтика и критика

•принципа всех принципов «Я есмь», но сама эта цель покоится на предпосылке дистинкции субъект-объект,

•которая уже есть познавательный результат, и, как та­ковой, вполне заслуживает «заключения в скобки» на^ ряду с прочими «знаниями». Ведь выходит, что реф­лексия ищет в субъективности то самое «Я», которое.

•сама же она в нее вложила; откуда, в противном слу­чае, известно феноменологу, что очищения требует именно субъективность? Допредикативный (и значит, допознавательный) опыт требует путем временного

•исключения всех предикатов безупречно чистого поз­навательного нуля. Познание собственно есть цепь «флюксий», начало (принцип!) которых восходит к ну­лю; первый шаг его ознаменован внутренней (не ра­циональной, а, скорее уж, осознанно-волевой) само-ючевидностью переживания, что нуль этот—не отсут­ствие и пустота, а бесконечность познавательных воз­можностей, некая периодическая таблица философских элементов, в которой актуально данная история фило­софии занимает лишь ограниченное место. Феномено­логическое эпохе при всем этом начинается не с нуля, а с вполне определенного познавательного допущения, именно, с картезианского «Я», в котором Гуссерль ус­матривал самопервейший принцип философской реф­лексии. Следовало бы, однако, выяснить, отвечает ли

•это «Я» требованиям радикальной беспредпосылочно-181

сти. Декарту казалось, что в факте «cogito» он обрел, наконец, искомую устойчивость, не поддающуюся дей­ствиям всеразъедающего сомнения: если сомневаюсь,. то мыслю, если мыслю, то «Я». Но эта цепь заключе­ний, очевидная для естественной установки, наталки­вается на вполне'«трансцендентальные» сомнения. От­куда известно, что «Я»? Может, мыслит вовсе не «Я», а, скажем, «Некто»? Во всяком случае, уверенность Декарта—не универсальна, а партикулярна и исто­рична; этой уверенности не разделил бы с философом XVII века ни один досократик. Декарт пытается спас­ти положение через ????????? ??? a'./.o ????; ^переход в другой род): уверенность в «Я есмь» коренится в Боге, а «Бог не может быть обманщиком» (Deus поп est deceptor). Логике исторического развития было. угодно, чтобы этот аргумент, вполне респектабельный и все еще достаточно надежный в условиях XVII ве­ка, потерял свою. силу в контексте современности. Пос­ле Штирнера и Ницше, после катастрофических сло-мов в сознании, ставшем слишком искушенным для то­го, чтобы искать опору иначе, кроме как в самом се­бе, действие такого рода аргументов выглядело прос­то несостоятельным. Гуссерль, разумеется, аргумен­тирует иначе. В 1-й из «Картезианских медитаций» он детальиейшим образом анализирует «путь к транс­цендентальному Эго». Ошибка Декарта усматривает­ся им в дальнейшем ходе картезианской мысли, не­сумевшей преодолеть «опасный пункт» исходной ин­туиции, где дело шло о «философской жизни и фило-"офской смерти», и сбитой с толку схоластическими предрассудками, в результате чего чистое «Я» оказа­лось субстантивированным (substantia cogitans), а са­мому Декарту пришлось стать «отцом бессмысленного трансцендентального реализма»10. Но это значит, что· ошибочным, по Гуссерлю, является не само начало субъективности, а лишь ее последующая трактовка. В итоге, эпохе очищает сознание от «всего-что-ни-есть», чтобы столкнуться, наконец, с чисто анонимной струк­турой: ego-cogito-cogitatum. Дальше этой анонимно­сти Гуссерль не идет. «Для всего этого,—гласит его признание,—нам не хватает слов»11.