В приведенных случаях альтернативно-негативное восприятие перспектив развития фундаментальной и прикладной генетики конституировал синтез двух социальных факторов — исторического опыта, связанного с актуализацией евгенической нацистской программы (“память Аушвица”) и культурно-философской традиции. Менталитет и культура западноевропейских стран за последние 100 лет испытывали сильное влияние философских систем, эволюционировавших в направлении признания жизни первичной реальностью [Подробнее см.: Вековшинина, Кулиниченко, 2002, с. 54 и далее] и противопоставляющих ее универсальность разделению бытия и сознания. Наиболее последовательно этот постулат проводится в “философии жизни”, оказавшей доминирующее влияние на формирование современной европейской экологической философии, прежде всего, доктрины социальной ответственности Г. Йонаса. Интересные и убедительные примеры обнаруживаются и в отечественной истории. Так, негативистское восприятие первых сообщений о практических мерах по “оздоровлению” генофонда в США оказалось доминирующей реакцией политически активной части интеллигенции предреволюционной России. Эту особенность общественного мнения предреволюционной России, в свое время (начало двадцатых годов), с сожалением, констатировал М. Волоцкой в обзоре российской прессы 1911-1914 года. Он отметил, что никакой борьбы вокруг законов о принудительной стерилизации наследственно неполноценных в России не было, поскольку не раздалось ни одного голоса в их защиту [Волоцкой, 1923, с. 51-57]. Скорее всего, представители этого, социально активного слоя, исходя из собственного опыта жизни в условиях централизованного бюрократического государства (с характерным для него низким приоритетом индивидуальной свободы), остро почувствовали потенциальную опасность евгенических мероприятий. Осознание интегрированности человека в глобальную экологическую систему биосферы стало таким узлом, где пересекаются восприятие глобальных последствий развития генетики с точки зрения создания новых сортов, пород, штаммов организмов, продуктов питания, физиологически активных веществ и предметов потребления, с одной стороны, и возможностей произвольных и случайных генетических манипуляций с геномом человека, с другой. В качестве ответной реакции предлагается “предельный переход”, трансформация функций внешнего ограничения, присущих классическим этическим ценностям и нормам, которые канализируют научные исследования и их технологическое использование, в имманентные факторы, определяющие внутренние причины и характер дальнейшего развития фундаментальной науки и технологических разработок [Подробнее, см.: Ермоленко, 1994; 1999]. — 99 —
|