|
Однако различия в мировосприятии и, соответственно, — в менталитете Запада и Востока не являются величиной постоянной. На Западе футуристические прогнозы, подобные, тем, которые были сделаны Сакамото, конфликтно соотносятся с ментальными установками, соответствующими фундаментальным этико-политическим доктринам. Содержание этого конфликта выражает тезис, сформулированный известным историком науки Даниелем Кевле: “Многие люди верят, что индивидуальные права человека — значительно более важная вещь, чем (требования), санкционированные наукой, законодательством или потребностями общества” [Kevles, 1999]. Это утверждение обращает на себя внимание, по крайней мере, в связи с двумя его аспектами — конкретно-социологическим и концептуально-этическим. Очевидно, что в социологическом отношении первый, возникающий вопрос заключается в том: “Действительно ли люди, разделяющие это утверждение, составляют ныне большинство населения?” и второй, – “Какова тенденция изменения их численности в популяции?”. Постулат о примате индивидуальной свободы, как принципиальное основание для возражений против актуализации на современном научном фундаменте новых попыток контроля и изменения генофонда человечества, столкнулся с достаточно решительными возражениями на страницах того же журнала, который опубликовал уже упоминавшуюся нами статью Д. Кевле. На его страницах Р. Бачетти заявил, что “люди, отвергающие евгенику, могут сейчас оказаться в меньшинстве”, ссылаясь при этом не только на опыт Китая и Индии, но и России (точнее было бы сказать — на Восточнославянские государства СНГ). По его мнению, отношение к возможности вмешательства человека в собственную наследственность на этом социокультурном пространстве, достаточно благоприятно [Baschetti, 1999]. В этико-концептуальном плане необходимы более серьезные доказательства и аргументы в пользу исходной концептуальной несовместимости евгеники и доктрины прав человека. Известный американский эксперт Артур Каплан и его соавторы [Caplan, McGee, Magnus, 1999] полагают, что отказ от прямого внешнего принуждения в пользу свободного репродуктивного выбора, переводит всю проблему из концептуальной в операциональную плоскость. По их мнению, основные затруднения и опасности, связанные с вмешательством человечества в собственную наследственную природу, заключаются в необходимости применения мер политического принуждения, в произвольном характере стандартов “нормального” и “ненормального” применительно к конкретным признакам, а также и несоблюдение принципа “равных возможностей”. Все же, заключают эти исследователи, имеющиеся трудности можно преодолеть за счет направленной законодательной и воспитательно-просветительской работы. И в то же время, стремление родителей “усилить или улучшить своих детей как путем изменения среды и воспитания (environmental interventions), так и некоторых форм генетического отбора и модификации генома, равным образом, этически обоснованны”, если при этом не нарушаются права самих детей. — 105 —
|