|
97 «Они говорят». Действительно,—новость. Итак, наука важнее духовного опыта?! Но если и принять этот абсурд, то Никон-то что противопоставляет от себя этому духовному опыту, столь им пренебрегаемому? У него-то где наука, что он чванится пред «простецами»? Если чванятся не имеющие опыта духовного проф. Акад<емий> и учителя Семин < арии) и Дух<овных> уч<илищ>, то это еще на 1/2 простительно: во-первых, они не обещались пред Богом и людьми посвятить себя исключительно стяжанию Духа, а во-вторых, у них есть («чуть-чуть»!) чем чваниться—наука. Но Никон—монах, обещавшийся отдаться «мистике» и сего не выполняющий,— чванится наукой, которой даже не нюхал. Какое нахальство! И это пред людьми, не только не ниже стоящими, но зачастую и выше его по образованию и бесконечно выше по духовной опытности. 98 Но точное изложение веры обязательно предполагает, прежде всего, духовную опытность, духовную жизнь, и если не имеешь своей, то должно (минимальное требование!) внимать словам чужого опыта. Кроме того, для точного изложения веры желательно, а иногда почти необходимо философское развитие. Однако Никон не имеет последнего и не желает считаться с первым. Чем же он берется учить и почему его голос должно признать за оракул? А если из десяти таких Никонов составить Синод или, по определению Регламента, «постоянную ассамблею», то почему эта «постоянная ассамблея» отождествляется с Самой Истиной? 99 «Монахов». А Никон кто? И почему предостережения «великих учителей монашества» для него не обязательны? 100 Но если Никон искренно ссылается на эти предостережения «даже» безмолвникам, то кольми паче надлежало бы ему самому внимать им и «не заниматься догмат<ическими> 11 1821 321 глубина догматов,— говорит св. Лествичник,— и уму безмолвника не безбедно пускаться в нее. Не безопасно плавать в одежде и подверженному страсти101 касаться богословия» (Леств. Сл. 27, гл. 10—11). И когда один брат вопрошал преподобного Варсонофия: «Если в моем присутствии состязаются о вере с кем-либо из неправо мудрствующих о ней, должен ли и я состязаться или нет? Ибо помысл говорит мне: когда молчишь, то изменяешь вере»,—великий авва прямо и решительно отвечал: «Никогда не состязайся о вере; Бог не требует от тебя сего, но лишь того, чтобы ты веровал право, как принят от святой Церкви при крещении, и чтобы соблюдал заповеди Его. Сохрани сие и спасешься. Беседовать же о догматах не следует, ибо это выше тебя102. Но молись Богу о своих согрешениях, и в сем пусть упражняется ум твой103. Берегись, чтобы в сердце своем не осудить имеющих такое собеседование, ибо ты не знаешь, право ли говорят они или нет,04. Бог будет судить оное дело; если же будешь спрошен, скажи: простите меня, отцы святые, это выше меня»105 (отв. 702). В другом месте тот же евятый отец вопросившему о мудрованиях Оригена, между прочим, пишет: «Небеса ужасаются, о чем любопытствуют люди. Земля сотрясается, как они хотят исследовать непостижимое. Это догматы языческие, это пустословие людей, которые думают о себе, что они нечто значат...» 106 (отв. 606). И святой Григорий Богослов пишет: «Не знающему богословских наук непозволительно и рассуждать о догматах веры,07; — 278 —
|