Природа символа диалектически противоричива. Символ, как сценарий того социального мира, в котором он родился, проходя сквозь толщу культур, сохраняет свою инвариантную сущность, ему присуща повторяемость. Вписываясь в данное “текстовое пространство”, как элемент культуры, он указывает на иные культурные эпохи или древние культуры. Наряду с этим в ходе активной корреляции символа с культурным контекстом происходит их взаимная трансформация. Иными словами, инвариантная сущность символа проявляется в различных вариациях. Символ, пронизывая толщу культуры, обладает более древней памятью, нежели память несимволического текстового окружения. Благодаря вариантности символ дает возможность накапливать и организовывать новый опыт, т.е. он функционирует в качестве своеобразного конденсатора памяти. В плане нашего исследования важно то, что самыми Древними типами символов являются мифологические и религиозные, функции которых реализуются в ритуале. Ритуал доминирует в мифопоэтической, или космологической, эпохе, в текстах которой основное внимание уделяется борьбе упорядочивающего космического начала с деструктивной хаотической стихией [32]. Космологические схемы архаического мышления зафиксированы в шумерской, вавилонской, древнекитайской версиях, полинезийских, сибирских вариантах мифа о творении мира, в схемах, отраженных в “Ригведе” (X, 129), “Пополь-Вухе”, “Старшей Эдде” (прорицание вёльвы) и т.п. Для мифопоэтического мировоззрения космологической эпохи характерно тождество макрокосмоса и микрокосмоса, мира и человека. В космологическую эпоху ритуал является основной формой общественного бытия человека и главным воплощением человеческой способности к деятельности. Впоследствии из него развивались производственно-экономическая, духовно-религиозная и общественная деятельность людей. Именно он дает переживание целостности бытия и знания о нем, понимаемого как благо и отсылающего к идее божественного [33]. Ритуал (симолическая деятельность) в основном подчиняет себе миф (система символов). В тех случаях, когда это не происходит, миф иным способом выражает идеи, лежащие в основе ритуала. Эти символы являются конкретными формами социальной памяти. Они позволяют понять положение М. Бахтина: “Мы охотнее всего представляем себе идеологическое творчество как какое-то внутреннее дело понимания, постижения, проникновения и не замечаем, что на самом деле оно все сплошь развернуто вовне - для глаза, для уха, для рук, что оно не внутри нас, а между нами” [34]. По сути здесь выдвинута та модель коммуникации, которая получила признание после возникновения теории информации. — 169 —
|