ди звона колоколов, грохота пушек, музыки и оглушительных криков. Его работа продолжалась, болезнь не дает передышки. На город спускался нес- равненно прекрасной дымкой тихий свет, и в него вплетались прежние запа- хи - жареного мяса и анисовой водки. Вокруг Риэ видел запрокинутые к не- бу веселые лица. Мужчины и женщины шли сцепив руки, с горящими глазами, и их желание выражало себя лихорадочным возбуждением и криком. Да, чума кончилась, кончился ужас, и сплетшиеся руки говорили, что чума была изг- нанием, была разлукой в самом глубинном значении этого слова. Впервые Риэ сумел найти общую фамильную примету того, что он в тече- ние месяцев читал на лицах прохожих. Сейчас достаточно было оглядеться кругом. Люди дожили до конца чумы со всеми ее бедами и лишениями, в кон- це концов они влезли в этот костюм, - в костюм, который предписывался им ролью, уже давно они играли эту роль эмигрантов, чьи лица, а теперь и одежда свидетельствовали о разлуке и далекой отчизне. С той минуты, ког- да чума закрыла городские ворота, когда их существование заполнила собой разлука, они лишились того спасительного человеческого тепла, которое помогает забыть все. В каждом уголке города мужчины и женщины в различ- ной степени жаждали некоего воссоединения, которое каждый толковал по-своему, но которое было для всех без изъятия одинаково недоступным. Большинство изо всех своих сил взывало к кому-то отсутствующему, тяну- лось к теплоте чьего-то тела, к нежности или к привычке. Кое-кто, подчас сам того не зная, страдал потому, что очутился вне круга человеческой дружбы, уже не мог сообщаться с людьми даже самыми обычными способами, какими выражает себя дружба, - письмами, поездами, кораблями. Другие, как, очевидно, Тарру - таких было меньшинство, - стремились к воссоеди- нению с чем-то, чего и сами не могли определить, но именно это неопреде- лимое и казалось им единственно желанным. И за неимением иного слова они, случалось, называли это миром, покоем. Риэ все шагал. По мере того как он продвигался вперед, толпа сгуща- лась, гул голосов крепчал, и ему чудилось, будто предместья, куда он направлялся, отодвигаются все дальше и дальше от центра. Постепенно он растворился в этом гигантском громкоголосом организме, он все глубже — 214 —
|