Чума

бы на время. Теперь они знали, что существует на свете нечто, к чему

нужно стремиться всегда и что иногда дается в руки, и это нечто - чело-

веческая нежность.

И напротив, тем, кто обращался поверх человека к чему-то, для них са-

мих непредставимому, - вот тем ответа нет. Тарру, очевидно, достиг этого

труднодостигаемого мира, о котором он говорил, но обрел его лишь в смер-

ти, когда он уже ни на что не нужен. И вот те, кого Риэ видел сейчас,

те, что стояли в свете уходящего солнца у порога своих домов, нежно об-

нявшись, страстно глядя в любимые глаза, - вот эти получили то, что хо-

тели, они-то ведь просили то единственное, что зависело от них самих. И

Риэ, сворачивая на улицу, где жили Коттар и Гран, подумал, что вполне

справедливо, если хотя бы время от времени радость, как награда, прихо-

дит к тому, кто довольствуется своим уделом человека и своей бедной и

страшной любовью.

Наша хроника подходит к концу. Пора уже доктору Бернару Риэ приз-

наться, что он ее автор. Но прежде чем приступить к изложению последних

событий, ему хотелось бы в какой-то мере оправдать свой замысел и объяс-

нить, почему он пытался придерживаться тона объективного свидетеля. В

продолжение всей эпидемии ему в силу его профессиональных занятий прихо-

дилось встречаться со множеством своих сограждан и выслушивать их излия-

ния. Таким образом, он находился как бы в центре событий и мог поэтому

наиболее полно передать то, что видел и слышал. Но он счел нужным сде-

лать это со всей полагающейся сдержанностью. В большинстве случаев он

старался передать только то, что видел своими глазами, старался не навя-

зывать своим собратьям по чуме мысли, которые, по сути дела, у них самих

не возникали, и использовать только те документы, которые волею случая

или беды попали ему в руки.

Призванный свидетельствовать по поводу страшного преступления, он су-

мел сохранить известную сдержанность, как оно и подобает добросовестному

свидетелю. Но в то же время, следуя законам душевной честности, он соз-

нательно встал на сторону жертв и хотел быть вместе с людьми, своими

согражданами, в единственном, что было для всех неоспоримо, - в любви,

муках и изгнании. Поэтому-то он разделял со своими согражданами все их