Чума

рода; и событие это радостно встретил народ, газеты, радио и префектура

в своих сообщениях. Таким образом, рассказчику остается лишь выступить в

роли летописца блаженных часов, наступивших с открытием ворот, хотя сам

он принадлежал к числу тех, у кого не хватало досуга целиком отдаться

всеобщей радости.

Были устроены празднества, длившиеся весь день и всю ночь. В то же

самое время на вокзалах запыхтели паровозы и прибывшие из далеких морей

корабли уже входили в наш порт, свидетельствуя в свою очередь, что этот

день стал для тех, кто стенал в разлуке, днем великой встречи.

Нетрудно представить себе, во что обратилось это чувство разъединен-

ности, жившее в душе многих наших сограждан. Поезда, в течение дня при-

бывавшие в наш город, были так же перегружены, как и те, что отбывали с

нашего вокзала. Пассажиры заранее, еще во время двухнедельной отсрочки,

запасались билетами на сегодняшнее число и. до третьего звонка тряслись

от страха, что вдруг постановление префектуры возьмут и отменят. Да и

путешественники, прибывавшие к нам, не могли отделаться от смутных опа-

сений, так как знали только, да и то приблизительно, о судьбе своих

близких, все же, что касалось прочих и самого города, было им неведомо,

и город в их глазах приобретал зловещий лик. Но это было применимо лишь

к тем, кого за все время чумы не сжигала страсть.

Те, кого она сжигала, были и впрямь под властью своей навязчивой

идеи. Одно лишь изменилось для них: в течение месяцев разлуки им неисто-

во хотелось ускорить события, подтолкнуть время физически, чтобы оно не

мешкало, а теперь, когда перед ними уже открывался наш город, они, нап-

ротив, как только поезд начал притормаживать, желали одного: чтобы время

замедлило свой бег, чтобы оно застыло. Смутное и в то же время жгучее

чувство, вскормленное этим многомесячным существованием, потерянным для

любви, именно оно, это чувство, требовало некоего реванша - пусть часы

радости тянутся вдвое медленнее, чем часы ожидания. И те, что ждали дома

или на перроне, как, например, Рамбер, уже давно предупрежденный женой,

что она добилась разрешения на приезд, равно страдали от нетерпения и

растерянности. Любовь эта и нежность превратились за время чумы в