Чума

риода, и вот почему рассказчик считает его важным.

Оба они отправились в городской оперный театр, где давали глюковского

"Орфея"27. Коттар пригласил с собой Тарру. Дело в том, что весной, перед

самым началом эпидемии, в наш город приехала оперная труппа, рассчиты-

вавшая дать несколько спектаклей. Отрезанная чумой от мира, труппа, по

согласованию с дирекцией нашей оперы, вынуждена была давать спектакль

раз в неделю. Таким образом, в течение нескольких месяцев каждую пятницу

наш городской театр оглашали мелодичные жалобы Орфея и бессильные призы-

вы Эвридики. Однако спектакль неизменно пользовался успехом у зрителей и

давал полные сборы. Усевшись на самые дорогие места в бенуаре, Тарру с

Коттаром могли сверху любоваться переполненным партером, где собрались

наиболее элегантные наши сограждане. Входящие явно старались как можно

эффектнее обставить свое появление. В ослепительном свете рампы, пока

музыканты под сурдинку настраивали свои инструменты, четко вырисовыва-

лись силуэты, двигающиеся от ряда к ряду, грациозно раскланивающиеся со

знакомыми. Под легкий гул светских разговоров мужчины разом обретали

уверенность, какой им так не хватало всего час назад на темных улицах

города. Чума отступала перед фраком.

Все первое действие Орфей легко, не форсируя голоса, жаловался на

свой удел, несколько девиц в античных туниках изящными жестами комменти-

ровали его злосчастье, и любовь воспевалась в ариеттах. Зал реагировал

тепло, но сдержанно. Вряд ли публика заметила, что в арию второго

действия Орфей вводит не предусмотренное композитором тремоло и с чуть

повышенным пафосом молит владыку Аида тронуться его слезами. Кое-какие

чересчур судорожные жесты знатоки сочли данью стилизации, что, по их

мнению, обогащало интерпретацию певца.

Только во время знаменитого дуэта Орфея с Эвридикой в третьем акте

(когда Эвридика ускользает от своего возлюбленного) легкий трепет удив-

ления прошел по залу. И словно певец специально ждал этого тревожного

шевеления в публике, или, вернее, невнятный рокот голосов, дошедший из

партера до сцены, внезапно подтвердил то, что он смутно чувствовал,