Абстракция в лабиринтах познания

В контексте предыдущих рассмотрений можно подумать, что проблема индивидуации является чисто лингвистической проблемой: как найти такие подходящие языковые средства, чтобы недвусмысленно и однозначно описать объект, выделить его как индивид, как сущность, отличную от всякой иной сущности. И в такой постановке проблема индивидуации действительно стала предметом обсуждения в школе сторонников эффективизма – философского направления в основаниях математики, ставившего своей задачей переосмысление “платонистской” концептуальной основы канторовской теории множеств с точки зрения принципов эмпиризма.

Мы помним, однако, что Аристотель суть проблемы индивидуации и главную её трудность видел в её онтологической (субстанциальной) постановке – “раскрыть” индивидуальное как внутреннюю структуру (энтелехию) объекта. В принципиальной невозможности это сделать усматривал Аристотель неразрешимость проблемы индивидуации. Позднее Лейбниц, восприняв этот взгляд, “упрятал” индивидуальность в свои монады, не только полностью исключив возможность её внешнего наблюдения и познания (монады не имеют “окон”), но и придав индивидуальности сугубо идеальный характер. Отсюда, в сущности, только шаг до концепции Юнга, определившего индивидуацию как внутренний процесс (внутреннее начало) реализации личности.

Я не случайно заговорил о личности. Думаю, что прежде всего к ней (а не к животной природе человека) относится упомянутое выше следующее утверждение Н. Винера: «в принципе возможно переслать человеческое существо по телеграфу» и хотя «эта идея может оказаться практически неосуществимой, но это не значит, что из-за этого её невозможно постичь» [184].

Ясно также насколько эта идея и возможность её постичь связаны с решением проблемы индивидуации: в принципе переслать можно, если в принципе возможна абсолютная информационная и дескриптивная индивидуация личности. Но если индивид – это некая континуальная сущность, то для её онтологической индивидуации (а только такая индивидуация и является в данном случае решением проблемы) потребуется бесконечная информация. Поэтому уточним, что в принципе можно переслать по телеграфу любое существо в пределах полноты и точности его описания, или, иначе, – переслать по телеграфу феномен этого существа в пределах его гносеологической индивидуации. Только это и удалось осуществить такому “электронному монстру” как Океан в лемовском романе “Солярис”.

Ответ на вопрос о возможной индивидуации значительно упрощается, если «нас интересует... количество информации в индивидуальном объекте х относительно индивидуального объекта у» [185]. В этом случае речь идёт об относительной индивидуации, и не исключено, что таким путём мы придём к конечной неразличимости х и у (я говорю в этом случае – к абстракции неразличимости). Такова, по-видимому, ситуация с электронами в квантовой механике: любые два электрона с информационной точки зрения неразличимы. Естественно, что при этом допустимо говорить о «количестве информации, необходимом для указания объекта х при заданных требованиях к точности указания»[186]. Но не стоит обольщаться исключительностью квантовой теории и утверждать, что понятие о тождественных частицах, – это понятие “чисто квантовомеханическое” [187]. Мы помним, что Аристотель рассматривал проблему индивидуации в рамках вида. Важность именно такой постановки вопроса стала очевидной и в квантовой теории, которая дала отрицательный ответ на вопрос о возможной индивидуации элементов внутри вида (квантового состояния системы частиц), заявив себя как теория видовых свойств. Место индивида в квантовой теории заступил абстрактный объект – волновая функция, являющаяся абстрактным представителем элементов ансамбля.