Пучина людская

... Я в курсе! Проня всё рассказала. Прошу вывести из собрания Копыла, Кавуна и Ленку, а их коров не принимать в стадо. Взвился ропот, но быстро затих. Тишина стала давить уши. И когда она надоела, головы повернулись к зачинщикам в ожидании. Но ждать уже было нечего: люди смотрели мимо них и было всё равно есть они здесь или их нет. Вскоре они продали своих коров и пока Гордеев был при стаде, они были без молока, без навоза, без молодняка, т.е. жили в позоре.

... Кто знает, сколько в селе коров, телят, подтёлков, тёлок и бычков? А какие у них потёртости, раны, сколы на рогах и на копытах, у кого не заживают рубцы от кнута и не подрезан хвост? У многих коров слепнями разворочена кожа, отчего она зудит, а животные от этого бесятся, убегают в лес и трутся о деревья, потом забывают дорогу на луг, теряются, а искать и отвечать приходится пастухам. Словом так: надо каждую ко­рову проклеймить, составить на неё документ и принимать по нему утром и сдавать вечером, чтобы можно было видеть, где вина хозяйки, а где пастуха. Надо назначить старосту стада! Положить ей оплату и обязать вести учёт наличности. Пред­лагаю Проню Колосову. Кто за? Против оказалась только сама Проня: неожиданный взлёт уважения сначала ошеломил её, потом залил лицо краской смущения, затем вынудил попра­вить юбку, кофту и косынку, и лишь после этого под аплоди­сменты она вышла на середину собрания: „И кормить надо пастухов, а не так как сейчас, чем только они не перебива­ются, и кто что даст. Пусть одна хозяйка готовит горячий завт­рак и ужин, а обед можно брать с собой. Раз на то пошло, то я могу взяться за кухню, только мне надо помочь с продуктами”.

У Прони вмиг проявились способности организатора. Она деловито обсудила время выгона коров на пастбище и приго­на домой, предложила найти ещё одного пастуха, чтобы каж­дый из них за счёт подмены мог отдохнуть на четвёртый день, решила вопрос одежды, палатки от дождя и даже топора и но­жа на случай нападения волков или спасения из трясины. Она же обсудила оплату почти в десять раз больше прежней. Сама она, понесшая убыток от потери коровы, и горе семьи Павла убедили сельчан, что их достаток сильно зависит от пастухов, которые не только терпят лишения, но и жизнью рискуют. В селе это редкое единодушие, особенно при необходимости
больше платить. Зато стадо и его интересы сплотили людей, ста­ло меньше раздоров, драк, семейных скандалов и даже ругани соседок. Каждая из хозяек с надеждой встречала пастуха во­просом: „Ну как там моя Секлета? Мочилась? Нюхал бык? Он сам подходил или ты его приманивал? А травкой, что я давала, ты завлекал его или мою? Ну, он хотя бы прыгал на неё?”