На Поклонной горе, кроме основного здания с лесенкой-башней в восточном стиле, имелись еще больница-санаторий и отдельно аптека. В первом этаже ее помещалась толкацкая — там сушили и толкли травы; лабораторная — где взвешивались и смешивались отдельные компоненты в единый порошок. Каждый порошок заворачивался в тонкую рисовую бумагу, затем порошки партиями отправляли на Литейный. В кабинете отца в иконостасе стоял образ целителя Пантелеймона, там всегда горела лампада. По праздникам в дом на Поклонной приходил священник и совершал молебен. Из лиц, приближенных к отцу, хорошо помню Павла Григорьевича Курлова и его жену — модную даму. Он подолгу жил в гостях у отца. Кроме того, что он был пациент, у них с отцом были приятельские отношения. Позднее, в эмиграции, П. Г. Курлов издал свои мемуары. Дико и противно было читать неумные высказывания Курлова об отце, забыл он отцовский хлеб-соль и подтвердил пословицу: «Не поил, не кормил и врага не нажил*. При дворе отец, насколько мне известно, в те времена бывал редко. Был долгий период, когда он вовсе не бывал там. Однажды при мне он возвратился из дворца во фраке (это было необычно для него) и рассказывал домашним об оказанном ему приеме. Было это уже в первую мировую войну, так как он говорил, что виде: дочерей царя, которые вернулись из лазарета, где работал! сестрами, и от них пахло карболкой. Отец шутил, что закрывала от них. Еще помню посещение кем-то из царской фамилии именно отца на Поклонной горе. Шли приготовления, все были особенно нарядно одеты, ковровая дорожка шла от ступеней крыльца до самых ворот... Постоянная и обширная переписка отца с Тибетом, Китаем была вызвана тем, что отцу присылали оттуда литературу и лекарственные травы. Зная Восток, он, как человек мыслящий, энергичный, выдвигал разные проекты, преследуя интересы и своих соплеменников, и России в целом. Неверно, что он преследовал личные корыстные цели, что приписывали ему в 20-е годы. Да, по убеждению он был монархистом — это так. И отрицать это бессмысленно. Более того, он был сторонником абсолютной, неконституционной монархии. Мне трудно судить верно о событиях политического характера, к которым так или иначе был причастен отец; уже одно то, что он был знаком с такими одиозными фигурами, как Протопопов, о чем-то говорит. Но то были деятели того времени и его пациенты. Одно твердо можно сказать: он был предан России и доказал это. Имея неоднократную возможность покинуть ее в тяжелые годы гражданской войны, он остался в России и испил горькую чашу крушения своих иллюзий, надежд. Как человек недюжинного ума и таланта, он, мне кажется, понял многое и, если б жил, пришел бы сам к новой жизни». — 49 —
|