Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

От г-на Алферова требовалось, чтоб он обвенчался с моей матерью, дав, таким образом, ей и мне свою фамилию, но тотчас после венчания выдал матери отдельный вид на жительство, а также письменно отрекся от «дочери» Аиды. И уехал из Петер­бурга и более никогда не предпринимал попыток повидать свою «жену» и меня. Он принял условия.

И вот днем мама со своей тифлисской подругой Виргинией и свидетелями поехала в церковь, венчание состоялось. Из церкви мать уехала домой и более никогда не видела этого человека. Кулюша говорила, что это был «интересный господин», он прихо­дил к нам на квартиру, очевидно, мать моя произвела на него впе­чатление, так по крайней мере судила Кулюша. Он просил, чтоб ему хотя бы показали «его» дочь. Ему было отказано в этом, и он исчез. Так было до Октябрьской революции; когда были от­менены церковные браки, отец, кажется, зарегистрировал в район­ном Совете свой брак с моей матерью и удочерил меня. И мама и я после революции носили фамилию Бадмаева. Фамилия эта принесла маме и мне немало осложнений в жизни, но об этом потом.

Мама любила людей. У нас в доме бывали гости, часто пели, играли на рояле. Среди знакомых были артисты, писатели. У мамы был хороший голос. Но отец на этих вечерах не присутствовал. У мамы, как у каждой красивой молодой женщины, были поклон­ники, о которых она со смехом поведывала Петсану,— она расска­зывала на следующий день, как прошел вечер. Она бывала в теат­рах без Петсана. Если он был не на приеме, то диктовал переводы с тибетского или писал проекты улучшения пашей политики на Востоке.

у нас часто бывала еще Виргиния Арцруни-Титова. Виргиния считалась революционеркой и открыто предсказывала неизбеж­ность падения монархии.

«Как, Лизочка, вы с вашим высоким понятием о справедли­вости можете терпеть деспотизм?» — бывало, гневно говорила Виргиния. Она была вся в брилтиантах, а в сумочке носила дам­ский браунинг. Ее муж, Николай Иванович Титов, статский гене­рал, был очень милый и далекий от революции человек. «Вон по­смотрите, Лизочка, мой шпион уже на часах!» — смеясь, говорила Виргиния и подводила маму к окну; у подъезда стоял кто-то в штатском. «В таком случае надо послать ему зонт, идет дождь»,— смеялась мама.

Ее ничем не омраченная дружба с Виргинией продолжалась шестьдесят лет, до последнего дня жизни мамы. Виргиния сидела около мамы до ее последнего вздоха. Впервые я видела Виргинию так безутешно рыдающей. Дружба ее со мной по сей день — это как бы продолжение дружбы с мамой...