|
Росла я спокойной девочкой, сурово вымуштрованной бонной. Мать я видела редко. Жаловаться на суровость не приходило в голову. День был расписан по часам. Читать, играть в куклы, которых у меня было много, разрешалось лишь в определенное время. Гуляли также по часам. Бегать не разрешалось. Нужно было идти потихоньку, не глядя по сторонам. Гуляли в Летнем саду, серсо, иногда мяч — в саду разрешалось. Сестра моей гувернантки служила у двух мальчиков. И иногда мы гуляли вместе. Я шла посредине разодетая с двумя мальчиками в матросских костюмах. И вели благоразумные разговоры по-французски. Читать я научилась очень рано. Ярко помню, как мне хотелось читать, а как научилась — навек полюбила книги. Они были моими неизменными друзьями, единомышленниками. Пропускаю мелкие подробности моей жизни. До десяти лет было не много ярких впечатлений. Театр! Первый раз в театре днем слушала «Фауста», и эта волшебная музыка легла в памяти па долгие годы. Рояль. Меня начали учить рано, с пяти лет. Играть не любила, но знала, что все равно заставят. Около восьми лет я стала плохо видеть вдаль, и мне приходилось вставать, чтоб разбирать ноты. Заговорили об очках, но отец категорически отверг, сказав: «Пусть разбирает, очков не дам, с возрастом пройдет». Так и случилось: очки мне потребовались лишь в старости». НАКАНУНЕ ГРОЗНЫХ СОБЫТИЙ Примерно это время — 1912—1914 годы — вспоминает внук Бадмаева, ученый и изобретатель в области химии, ныне покойный Николай Евгеньевич Вишневский — один из сыновей Надежды Петровны, той, что вышла замуж за секретаря своего отца Евгения Ивановича Вишневского. С семьей он уехал служить в провинцию, откуда обычно начинали карьеру молодые чиновники. В последнюю нашу встречу Николай Евгеньевич рассказывал: — Каждый раз, когда мы приезжали, дед целовал нас с братом в голову, причем по монгольскому обычаю нужно было непременно прикоснуться не губами, а зубами... И мы подставляли свои макушки, чувствуя прикосновение зубов деда. Зубы у него были ровные, чистые, без единой пломбы, ни одного гнилого — на седьмом десятке лет! Вообще он был чрезвычайно силен физически. Останавливал коня на скаку. С нами, внуками, был нежен... Просил читать ему вслух стихи Пушкина, Майкова. По четвергам на Поклонной — день открытых дверей... Собиралась в основном военная молодежь — друзья нашего дяди Петра, офицеры. Вначале играли в городки, в теннис... Потом всех звали к обеду. За стол садилось человек двадцать... Лакеев не было. Только две хорошенькие горничные. Обед всегда вкусный, обильный, но без вина. Сам хозяин обыкновенно отсутствовал — принимал больных. Иногда появлялся к концу обеда, шутил, смеялся, сверкая белыми зубами. — 46 —
|