Доктор Бадмаев. Тибетская медицина, царский двор, советская власть

Политехнический институт недалеко от моего дома. Вот и «кра­сить можно?».

Переносясь мыслью в конец августа 1941 года, вспоминаю, что мама пришла домой уже в форме со шпалой в петлице и вещмеш­ком, в нем был паек. Рассказала, что находится в Политехниче­ском институте — там развернут госпиталь. Она была очень встре­вожена, я не мог этого не заметить, и спросил, в чем дело.

— Немцы у стен города... Положение очень серьезное. Ты надолго не уходи из дома,— если немцы ворвутся в город, мы должны быть вместе... Если армия уйдет, мы не останемся под фашистами.

Уходя, мама сказала:

— Вчера у меня была беседа с нашим особистом. Он обещал в случае чего дать машину, чтоб я съездила за тобой... Поэтому и говорю: надолго не отлучайся. Все может произойти...

Слово «особист» насторожило меня.

— А что, он тебя вызывал?

— Нет, я сама пошла к нему в связи с моим новым назна­чением — начальником крупного хирургического отделения. Это руководящая должность, и я сочла нужным поведать ему обо всем, в том числе и о моем отце... Чтоб меня потом не упрекнули, мол, скрыла...

В чем могли упрекнуть маму, мне не нужно было объяснять, это я знал уже давно.

«ОТЦА Я ПОМНЮ С РАННЕГО ДЕТСТВА»

«Со временем отношения жены отца Надежды Васильевны и моей матери нормализовались, и я даже получила приглашение бывать на Поклонной. Но мама не спешила везти меня туда.

Любовь моей матери к Петру Александровичу принесла ей немало страданий. Несмотря на свой преклонный возраст, титаниескую работу, он был человек увлекающийся. Позже я узнала,

что, когда мне было два года, у него появиласьась еще одна женщина. Были тяжелые разговоры о разлуке... И мама решила отступить и уехать из Петербурга. Сборы были закончены, Кулюша, жалея меня и мать, собралась также в далекий путь с нами. Решили ехать в Париж. На вокзал уже были отравлены вещи. Кажется, за час до отъезда на вокзал приехал очен, и сказал матери: «Я не могу без вас и Аиды, не уезжайте. Все образуется*.

Мы остались. Моих родителей угнетало мое положение неза­коннорожденной. Стали искать выход. По тогдашним законам Петр Александрович имел право удочерить меня (не имея развода с первой женой) и дать свою фамилию. Но тогда по закону мама утрачивала свои материнские права надо мной.

Наконец выход подсказало газетное объявление о том, что «бедный, но благородный человек предлагает брак». Адвокат моего отца договорился о денежном вознаграждении господина Алфе­рова — такова была фамилия этого человека. Теперь ве это может вызывать лишь улыбку и недоумение, но так было!