АДАМ В РАЮ
Моему учителю Франсиско
Алькантаре.
I
Интересно, что сказал бы
мой старинный друг Алькантара, увидев, что я ворую
яблоки из его сада?2 И действительно, когда мы
С> Перевод В. В. Симонова, 1991 г.
59
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
заводим разговор о том, в чем не совсем хорошо
разбираемся, то чувствуем острое беспокойство, по-
добно человеку, без спросу проникшему в чужие вла-
дения: право собственности, которое мы попираем,
жжет нам ступни, и за изгородью постоянно мере-
щится грозная фигура сторожа. Но Алькантара на-
столько влюблен в живопись, что готов слушать самые
неуклюжие, -самые снисходительные рассуждения об
этом предмете. Что ж, снисхождение—одна из форм
общения.
Как бы там ни было, я не вижу ничего предосуди-
тельного в честной попытке человека разобраться
в том, что ему непонятно. Я хочу всего лишь уяснить
для себя происхождение тех чувств, что вызвали во мне
картины Сулоаги, когда я впервые увидел их. И это
художникам потом судить, что верно и что неверно
в моих рассуждениях,— ведь, правду сказать, только
художники по-настоящему понимают живопись. Про-
фан, который, отринув предвзятые мнения, созерцает
произведение искусства, напоминает орангутанга. Ни-
какое мнение невозможно без предвзятости. Именно
в предвзятых мнениях, в предрассудках, и только в них,
мы находим основания для наших суждений. Логика,
этика и эстетика суть три подобных предрассудка,
благодаря которым человек возвышается над живо-
тным миром и, опираясь на них, как на сваи, разумно
и свободно возводит здание культуры, без вмешатель-
ства потусторонних сил и прочих мистических открове-
ний,— кроме того, позитивного откровения, которое
человек сегодняшний находит в деятельности человека
вчерашнего. Предрассудки отцов дают некий отстой
суждений, которые служат предрассудками для поколе-
ния детей, и так — возрастая и накапливаясь, звено
к звену—на протяжении всей истории. Без этого тра-
диционного накопления предрассудков нет культуры.
Художники—это наследники пластических тради-
ций; поэтому оставим за ними право судить о живопи-
си, а сами постараемся усвоить себе предрассудок,
который организовал бы наше восприятие света, цвета
и формы. Стоять перед «Святым Маврикием» Эль
Греко, пытаясь при этом вернуться к первобытному
видению мира,—такое же бесплодное и недостойное
занятие, как попытка перенять ухватки павиана.
60
АДАМ В РАЮ
Для картин Сулоаги характерно, что стоит нам
только начать спорить о них, как мы неизбежно при-
ходим к вопросу: «А такова ли Испания на самом
деле?» Следовательно, речь идет уже не о живописи,—
нас не интересует, в жестах или в мимике персонажей
полнее воплотилась действительность. Эта проблема
пластического реализма отброшена, как мешок, из ко-
торого вытряхнули целую россыпь золотых. Нет более
несомненного доказательства, что Сулоага не закан-
чивается там, где кончается его живопись; его лич-
ность не укладывается целиком в его ремесло. Выходя
за границы своего metier3, Сулоага стремится обрести
нечто, что трансцендентно по отношению к линиям
и краскам, нечто, о реальности чего мы и спорим.
Обратите внимание: первое, с чем мы сталкиваемся,—
это мазки на холсте, складывающиеся в картину вне-
шнего мира; этот, первый план картины еще не твор-
чество, это копирование. Но за ним брезжит внутрен-
няя жизнь картины: над цветовой поверхностью как бы
зыблется целый мир идеальных смыслов, пропитыва-
ющих каждый отдельный мазок; эта скрытая энергия
картины не привносится извне, она зарождается в кар-
тине, только в ней живет; она и есть картина.
— 47 —
|