|
Простите мое отступление в собственные воспоми-
нания. Дело в том, что воспоминание о моем друге,
который, как и Диккенс, хотел волновать, сочетается
у меня с доном Рамоном дель Валье-Инкланом, кото-
рый и не волнует и не хочет волновать. Только несколь-
ко строк в рассказе «Горемыка» трогают читателя. Все
остальное бесчеловечно иссушено: никаких слез. Компо-
зиция сделана так, что свежему чувству в ней нет места
и ни одна страница не открыта дыханию современно-
сти. Этот художник ревниво скрывает горести и беды
человека: он слишком предан искусству. Он становится
неприятным, как тот человек, который так предается
страсти, что не думает ни об усталости, ни о пресыще-
нии. Таков автор «Записок маркиза Брадомина».
Самобытный стилист и страстный поклонник род-
ного языка, страстный до фетишизма; творец роман-
ных вымыслов, порожденных историей человечества,
а не его сегодняшним днем. Враг психологических
изысканий, чистый художник и трудолюбивый созда-
тель новых словосочетаний. И все эти черты доведены
в нем до крайности, так что иной раз он кажется
манерным. Как всякий неординарный человек, отме-
ченный печатью яркой индивидуальности, как всякий,
кто с особым усердием возделывает свой маленький
сад, Валье-Инклан окружен толпой подражателей.
Кое-кто, спутав его искусство с искусством Рубена
Дарио, а также их обоих—с французскими символи-
стами, способствовал появлению у нас целой когорты
поэтов и прозаиков, которые все говорят почти одно
и то же, да к тому же одинаковым — вычурным, бед-
ным и невыносимым языком. И оказывается, что ра-
бота над языком, страстное стремление усилить яр-
58
АДАМ В РАЮ
кость слов выцветших, отшлифовать слова шерохова-
тые и заставить блестеть потускневшие отнюдь не
приносит пользы, а один лишь вред.
Если бы сеньор Валье-Инклан расширил рамки
своего творчества, то его стиль стал бы строже, утра-
тил бы мнимую музыкальность, болезненность и кра-
сивость, которые иной раз утомляют, но почти всегда
чаруют. Сегодня это интересный писатель с резко вы-
раженной индивидуальностью; тогда он стал бы вели-
ким писателем, мастером и учителем для других. Но до
тех пор, черт возьми, следовать ему грешно и вредно.
Со своей стороны признаюсь, хотя мое признание
вовсе не интересно, что это один из тех наших со-
временных авторов, которые меня особенно увлекают
и которых я читаю с величайшим вниманием. Уверен,
что он лучше любого другого может научить некото-
рым познаниям в области фразеологической химии.
Но как я порадуюсь в тот день, когда, открыв новую
книгу сеньора Валье-Инклана, я не наткнусь в ней ни
на «златоволосых принцесс, которые прядут на хру-
стальных прялках», ни на знаменитых разбойников, ни
на никчемные инцесты! Когда, дочитав эту предпола-
гаемую книгу и весело хлопнув несколько раз по ней
рукой, я воскликну: «Наконец-то дон Рамон дель Ва-
лье-Инклан расстался со своими бернардинками и рас-
сказывает нам о чем-то человеческом, в благородной
манере писателя-аристократа!»
— 46 —
|