|
Наслаждение, доставляемое нашим театром, было
пронизано тем же дионисийством, что и мистические
экстазы монахов и монахинь эпохи—величайших ал-
коголиков экзальтации. Повторяю, здесь нет и речи
о созерцании, требующем дистанции между объектом
и нами. Кто желает любоваться могучим потоком,
в первую очередь должен позаботиться, чтобы тот его
не унес.
В основе двух театров—абсолютно разные художе-
ственные замыслы. В испанской драме главное—пре-
вратности судьбы, а также золотая чеканка лиричес-
кого стиха. В французской трагедии решающую роль
играет герой, его способность служить образцом, при-
мером. Вот почему Расин кажется нам холодным
и скучным. Мы словно очутились в саду среди говоря-
щих статуй, утомляющих взор одной и той же назида-
* Смотри предисловие Америко Кастро к томику Тирсо, выпущенному
в замечательной библиотеке для чтения «Кастильские классики».
272
МЫСЛИ О РОМАНЕ
тельной позой. Лопе де Вега, наоборот, не скульптура,
а живопись. Его театр—широкое полотно, где череду-
ются темные и светлые пятна, где каждая деталь коло-
ритна и выразительна, где рыцарь и простолюдин,
архиепископ и капитан, крестьянка и королева шумно
болтают, обходясь друг с другом без церемоний, впа-
дая в крайности, мечась по сцене туда и сюда, будто
инфузории в капле воды. Чтобы насладиться чудесной
цветовой гаммой нашего театра, не нужно широко
открывать глаза (так становится рельефнее контур фи-
гуры). Наоборот, надо их прикрыть, прищурить, слов-
но художник, словно Веласкес, смотрящий на менин,
карликов, королеву и короля.
Думаю, сказанное позволяет лучше понять наш
народный театр. Знатоки испанской литературы—а
я не из их числа—могут испытать предложенный
здесь подход. Быть может, он окажется плодотворным
и позволит по достоинству оценить наше неисчерпа-
емое богатство.
ДОСТОЕВСКИЙ И ПРУСТ
В то время как другие великие светила, влекомые
неумолимым потоком времени, заходят за линию го-
ризонта, звезда Достоевского неуклонно идет к зениту.
Хотя нынешний интерес к его творчеству, возможно,
преувеличен, я бы предпочел рассмотреть этот вопрос
в другой раз. Несомненно одно: Достоевский спасся
в крушении романа прошлого века, которое произош-
ло у нас на глазах. И все же причины, выдвигаемые
обычно в объяснение столь очевидной победы, столь
поразительной живучести, представляются мне оши-
бочными: интерес к Достоевскому всецело приписыва-
ют материалу, который разрабатывал великий писа-
тель, то есть загадочному драматизму действия, пато-
логии персонажей, экзотическому устройству сла-
вянских душ, отличных в силу своей хаотичной приро-
ды от наших—ясных, определенных и безмятежных.
Вне всяких сомнений, доля истины в подобном рассуж-
дении есть, однако, на мой взгляд, им никак нельзя
ограничиться. Уж скорее, указанные черты следует от-
нести к отрицательным факторам: они куда сильнее
отвращают нас от писателя, чем привлекают к нему.
— 200 —
|