|
Это нечестно, сказал бы нынешний художник. Это
значит пользоваться благородной человеческой слабо-
стью, благодаря которой мы способны заражаться
скорбью или радостью ближнего. Однако способность
заражаться вовсе не духовного порядка, это механичес-
кий отклик, наподобие того, как царапанье ножом по
стеклу механически вызывает в нас неприятное, судо-
рожное ощущение. Дело тут в автоматическом эффек-
те, не больше. Не следует смех от щекотки путать
с подлинным весельем. Романтик, охотится с манком:
он бесчестно пользуется ревностью птицы, чтобы вса-
дить в нее дробинки своих звуков. Искусство не может
основываться на психическом заражении,— это инсти-
нктивный бессознательный феномен, а искусство
должно быть абсолютной проясненностью, полуднем
разумения. Смех и слезы эстетически суть обман, наду-
вательство. Выражение прекрасного не должно перехо-
дить границы улыбки или грусти. А еще лучше — не
доходить до этих границ. «Toute maitrise jette le froid»16
(Малларме).
Подобные рассуждения молодого художника пред-
ставляются мне достаточно основательными. Эстети-
ческое удовольствие должно быть удовольствием ра-
зумным. Так же как бывают наслаждения слепые, бы-
вают и зрячие. Радость пьяницы слепа; хотя, как все на
свете, она имеет свою причину—алкоголь,— но пово-
да для нее нет. Выигравший в лотерею тоже радуется,
но радуется иначе—чему-то определенному. Весе-
лость пьянчужки закупорена, замкнута, в себе самой —
238
ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА
это веселость, неизвестно откуда взявшаяся, для нее,
как говорится, нет оснований. Выигравший, напротив,
ликует именно оттого, что отдает отчет в вызвавшем
радость событии, его радость оправданна. Он знает,
отчего он веселится,—это зрячая радость, она живет
своей мотивировкой; кажется, что она излучается от
предмета к человеку *.
Все, что стремится быть духовным, а не механичес-
ким, должно обладать разумным и глубоко обосно-
ванным характером. Романтическое творение вызыва-
ет удовольствие, которое едва ли связано с его сущ-
ностью. Что общего у музыкальной красоты, которая
должна находиться как бы вне, меня, там, где рожда-
ются звуки, с тем блаженным томлением, которое,
быть может, она во мне вызовет и от которого млеет
романтическая публика? Нет ли здесь идеального quid
pro quo17? Вместо того чтобы наслаждаться художест-
венным произведением, субъект наслаждается самим
собой: произведение искусства было только возбуди-
телем, тем алкоголем, который вызвал чувство удово-
льствия. И так будет всегда, пока искусство будет
сводиться главным образом к демонстрации жиз-
ненных реальностей. Эти реальности неизбежно заста-
ют нас врасплох, провоцируя на сочувствие, которое
мешает созерцать их в объективной чистоте.
— 176 —
|