|
Далекий от того, чтобы по мере сил приближаться
к реальности, художник решается пойти против нее.
Он ставит целью дерзко деформировать реальность,
. разбить ее человеческий аспект, дегуманизировать ее.
С тем, что изображено на традиционных полотнах, мы
могли бы мысленно сжиться. В Джоконду влюблялись
многие англичане, а вот с вещами, изображенными на
современных полотнах, невозможно ужиться: лишив
их «живой» реальности, художник разрушил мосты
и сжег корабли, которые могли бы перенести нас в наш
обычный мир, вынуждая иметь дело с предметами,
с которыми невозможно обходиться «по-человечески».
Поэтому нам остается поскорее подыскать или сымп-
ровизировать иную форму взаимоотношений с веща-
ми, совершенно отличную от нашей обычной жизни;
мы должны найти, изобрести новый, небывалый тип
поведения, который соответствовал бы столь непри-
вычным изображениям. Эта новая жизнь, эта жизнь
изобретенная предполагает упразднение жизни непо-
средственной, и она-то и есть художественное понима-
ние и художественное наслаждение. Она не лишена
чувств и страстей, но эти чувства и страсти, очевидно,
принадлежат к иной психической флоре, чем та, кото-
рая присуща ландшафтам нашей первозданной «чело-
веческой» жизни. Это вторичные эмоции; ультраобъек-
ты * пробуждают их в живущем внутри нас художнике.
Это специфически эстетические чувства.
Могут сказать, что подобного результата всего
проще достичь, полностью избавившись от «человечес-
ких» форм—от человека, здания, горы—и создав не
похожее ни на что изображение. Но, во-первых, это
нерационально ** Быть может, даже в наиболее абст-
рактной линии орнамента скрыто пульсирует смутное
* Ультраизм, пожалуй, одно из наиболее подходящих обозначений для
нового типа восприимчивости10.
** Одна попытка была сделана в этом крайнем духе—некоторые работы
Пикассо, но с поучительным неуспехом.
234
ДЕГУМАНИЗАЦИЯ ИСКУССТВА
воспоминание об определенных «природных» формах.
Во-вторых, и это самое важное соображение, искус-
ство, о котором мы говорим, «бесчеловечно» не толь-
ко потому, что не заключает в себе «человеческих»
реалий, но и потому, что оно принципиально ориен-
тировано на дегуманизацию. В бегстве от «человечес-
кого» ему не столь важен термин ad quem, сколько
термин a que11, тот человеческий аспект, который оно
разрушает. Дело не в том, чтобы нарисовать что-ни-
будь совсем непохожее на человека—дом или гору,—
но в том, чтобы нарисовать человека, который как
можно менее походил бы на человека; дом, который
сохранил бы лишь безусловно необходимое для того,
чтобы мы могли разгадать его метаморфозу; ко-
нус, который чудесным образом появился бы из то-
го, что прежде было горной вершиной, подобно тому
как змея выползает из старой кожи. Эстетическая ра-
дость для нового художника проистекает из этого
триумфа над человеческим; поэтому надо конкретизи-
ровать победу и в каждом случае предъявлять удушен-
ную жертву.
— 173 —
|