|
Ту же разницу эстетических уровней между роман-
тиками и новыми композиторами мы обнаружим, если
от рассмотрения стиля перейдем к вопросу о том, как
воспринимают ценители ту и другую музыку.
Ибо произведение искусства, как и пейзаж, раскры-
вается во всей своей красоте, лишь когда на него
смотрят с определенной точки. Более того, думаю, что
в целях спасения музыки и живописи от грозящего им
краха следует безотлагательно разработать учение об
их восприятий, систему приемов наслаждения искус-
ством—искусство об искусстве.
Но, оставив в стороне столь сложную задачу, я хо-
тел бы только отметить, что, наслаждаясь музыкой,
173
ХОСЕ ОРТЕГА-И-ГАССЕТ
человеческая душа может пребывать в двух перемежа-
ющихся состояниях. Некоторые современные психоло-
ги называют эти состояния «центробежной» и «центро-
стремительной» сосредоточенностью.
Иногда из самой сокровенной глубины вдруг
пробивается родник упоительных воспоминаний. Тог-
да мы словно замыкаемся для внешнего мира и,
уйдя в себя, прислушиваемся к потаенному журча-
нию, следим, как трепетно распускается в душе цве-
ток памяти. Это состояние и есть центростремитель-
ная сосредрточенность. Но когда за окном неожи-
данно раздаются пистолетные выстрелы, мы, слов-
но очнувшись, поднимаемся из глубины на поверх-
ность и, выйдя на балкон, всеми пятью чувствами
жадно впитываем подробности происходящего на ули-
це. Этот вид сосредоточенности называется центро-
бежным.
Так вот: слушая скрипичный романс Бетховена или
какую-нибудь другую характерно романтическую пье-
су и наслаждаясь ею, мы сосредоточиваемся на себе.
Отвернувшись (фигурально выражаясь) от того, что
происходит со скрипкой, мы погружаемся в поток
эмоций, которые она в нас вызывает. Нас привлекает
не музыка как таковая, а ее механический отзвук в нас,
сентиментальное облачко радужной пыли, поднятое
в душе чередой проворных звуков. Таким образом, мы
наслаждаемся не столько музыкой, сколько сами со-
бой. В музыке подобного рода звуки лишь предлог,
средство, толчок, помогающий возникновению в нас
потока зыбких эмоций. Эстетическая ценность, следо-
вательно, заключается в большей степени в них, чем
в объективном музыкальном рисунке, чем в смятенном
музыкальном эхо, населившем скрипичную деку. Я бы
сказал, что, слушая бетховенский романс, мы слышим
песнь собственной души.
Музыка Дебюсси и Стравинского предполагает со-
всем иное внутреннее состояние. Вместо того чтобы
прислушиваться к сентиментальным отзвукам в со-
бственной душе, мы сосредоточиваем слух и все наше
внимание на самих звуках, на том дивном, волшебном,
что происходит в оркестре. Мы перебираем звуковые
оттенки, смакуем их, оцениваем их цвет и даже, быть
может, форму. Эта музыка есть нечто внешнее, некий
— 129 —
|