|
С какой бы стороны мы ни подошли, как бы ни
трактовали этот вопрос, в конечном счете нам придет-
ся признать, что искусство—это выражение чувств.
Разумеется, не только это; но именно выражение
чувств и составляет суть искусства. Что останется—и
прежде всего от той же музыки,—если мы отбросим её
способность выражать эмоции.
Строго говоря, тема художественного произведе-
ния, особенно музыкального, всегда сентиментальна,
а изменения стиля связаны с переходом от выражения
одних чувств к выражению других.
Возьмем любой пример; представьте, скажем, весен-
нюю лужайку, на которой воцарился флореаль4. Оказав-
шись на ней, и мирный коммерсант, и добродетельный
профессор, и простодушный чиновник дадут увлечь себя
166
MUSICALIA
буйному потоку упоительных эмоций. Подобные чувства
охватят любого среднего человека, овеянного дыханием
цветов и трав, очарованного светлым, праздничным
одеянием, в котором, с похвальной обязательностью,
являет нам себя каждый год Природа. Возьмите велико-
го музыканта и заставьте его облечь в звуки все эти
вульгарные, пошлые, филистерские переживания. Резуль-
татом будет одна из частей Шестой симфонии, озаглав-
ленная «Приятные впечатления от загородной прогул-
ки» 5. Отрывок восхитителен; вряд ли можно с большим
совершенством выразить совершенно банальные эмоции.
Но вот на лужайке появляется тонко чувствующий
человек, истинный художник. Если в нем случайно
зародятся свойственные посредственности примитив-
ные эмоции, он со стыдом подавит их в себе и даст
развиться лишь тем вибрациям, которыми отзовется
на пейзаж художественная сторона его души. Истреб-
ляя реакции посредственности, он постарается отоб-
рать и удержать лишь то, что чувствует в нем худож-
ник. И если композитор меньшего масштаба, чем
Бетховен, даст гармоническое ' выражение этим
исключительно эстетическим ощущениям, мы получим
«Послеполуденный отдых фавна» Дебюсси6.
В Шестой симфонии и мирный коммерсант, и до-
бродетельный профессор, и простодушный чиновник,
и барышня de comptoir узнают себя, свои привязан-
ности и почувствуют трогательную благодарность.
«Послеполуденный отдых фавна», напротив, обратит-
ся к ним на языке чувств, которым они никогда не
пользовались и который им непонятен. Нет ничего
более сложного для нехудожника по природе, чем уло-
вить то редкое расположение человеческого духа, ту
прихотливую траекторию, двигаясь по которой он лу-
чится и играет своими художественными гранями.
Такова, по моему мнению, основная причина непо-
пулярности, на которую обречена новая французская
музыка. В «Послеполуденном отдыхе фавна» Дебюсси
описал лужайку, увиденную глазами художника, а не
доброго буржуа.
— 124 —
|