По нашему наблюдению, между поколениями в современной российской действительности лежит некая грань, связанная с * дефицитом положительных нравственных запечатлений. Наше главное и основное богастго — «добрые люди Руси» — как бы расходовалось и расходовалось десятилетиями и сейчас слой этот истончился так, что относительно взрослым (студентам) еще удалось увидеть, встретиться с кем-то, кого они могут описать как нравственный образец, а теперешним подросткам сделать это уже труднее (напомним, что всего одна треть школьников смогла указать такое конкретное лицо). Сетования детей на то, что «нравственность» — это то, что было в прошлом, во времена дедушек и бабушек, имеют под собою и реальные основания. У каждого народа есть свои пути поддержания и восстановления нравственности. Для России всегда большую роль играло слово — устное (рассказы, сказания), письменное (великая русская литература) и живые свидетельства — образы конкретных лодей. Нравственная чистота оставляет свой особый отпечаток ва самом лице человека, во всем его облике. Оно как бы светлеет, преображается. Самые высокие образцы нравственности на Руси собою являли подобие Первообразу. Есть особенно почитаемый в нашем народе чин святости — преподобные. Пре-подобный — это в высшей степени подобный Богу, тот, кто, во время земной жизни принял иноческие (монашеские) обеты и соблюдал их до конца. Монашествующие, странники, юродивые Христа ради, просто нищелюбивые и добрые миряне всегда пользовались у нас особой любовью. Они поддерживали высокий образец нравственности, являя собою пример для тех, кто видел их или ОДьпцал о них. Нравственный закон запечатлевался не только в их словах, делах, но и в самом облике. Хотя бы отдаленное представление о том, как они воздействовали на других людей, может дать относительно недавнее воспоминание (опубликованное в книге О. Н. Вышеславцевой «Пастырь во времена безбожия». Спб, 1995). Его мы и предложим читателю вместо заключения. 110__________________________________________М. И. Боювшссад, Л. Л. Гренкова Ольга Николаевна рассказывает о своем пребывании в монастыре: известной еще до революции Глинской пустыни, славившейся своими подвижниками. И вот, возвращаясь домой, паломница сидела в вагоне поезда, вся погруженная в воспоминания о Глинской. «Вдруг с шумом раскрывается дверь, влетает авоська, затем въезжает огромный чемодан, а на диван в полном изнеможении плюхается девушка лет 18-ти, страшно неискусно накрашенная, с торчащим во все стороны перманентом. Я ласково заговариваю с ней, предлагаю чаю, монастырского хлеба. Она ест молча, не спуская с меня глаз. Потом неожиданно спрашивает: «Откуда Вы едете?» — «Из гостей». — «Нет, этого не может быть. Из командировки? Нет, не похоже. Из санатория? Нет. Ну скажите мне, пожалуйста, мне очень надо знать, откуда Вы едете». — «Хорошо, я скажу, только Вам это будет непонятно. Я еду из монастыря». — «Я так и знала, что из необыкновенного места!» Она вдруг вскочила и убежала куда-то. Вернулась умытая, без косметики, волосы смочены и аккуратно подобраны. *Я сейчас все Вам расскажу про свою жизнь!» И она рассказала мне, что отец ее погиб на фронте, а мать во время бомбежки, когда ей было б лет.Ее отправили в детдом для сирот погибших. Когда оаа была в 4 классе, они с ребятами ходили за ягодами из интерната. И вот однажды они увидели в лесу монаха в рясе. Он молился... До самой осени ребята встречались со старичком-монахом... А осенью крестил всех детишек в Оке, но должен был уйти, не мог больше оставаться в тех местах. Напоследок долго беседовал с ребятами, учил их быть братьями и сестрами, никогда не оставлять друг друга, переписываться, если разлучат. Это был его завет. «И знаете, как мы его выполняли!» — горячо сказала моя новая знакомая. И добавила: «А ведь он очень похож на Вас, что-то у Вас в лице есть то же, что и у него». — 250 —
|