Психологические вопросы сознательности учения

Вопреки тому, что кажется с поверхностной точки зрения, это путь, утверждающий не субъек­тивность, не независимость сознания, но, напро­тив, утверждающий объективность его оснований в высшей степени, так как этот путь ведет к пони­манию сознания человека, исходящему из жизни, из конкретного бытия, а не из законов самого со­знания, не из сознания окружающих людей, не из знания.

Особенно важно подчеркнуть здесь последнее. Дело в том, что преодоление интроспекционистских позиций, конечно, еще не выводит нас за пределы гегелианской концепции сознания. Для это­го недостаточно сформулировать в общем виде и простую антитезу общей теоретической концепции Гегеля, так как если принять его положение о том, что нечто может существовать для сознания лишь как знание, логически невозможно понять, каким же образом сознание способно "возвышаться над самим собой", т.е. невозможно выйти в конкрет­ном анализе сознания за его пределы — в бытие, как того требует последовательный материализм. Дело в том, что сознание как мышление и есть гегелевское мышление как субъект, но "мышление как субъект, именно поэтому вопреки всем усло­виям, никогда не находит перехода к объекту, к бытию, оно не находит его в такой же степени, в какой голова, отделенная от туловища, не находит перехода к овладению предметом, ибо у нее отсутст­вуют средства, — органы хватания".

В истории психологии фактическое понимание сознания как познавания с особенной яркостью обнаруживается в проблеме эмоций. Оно собствен­но и сделало проблему эмоций психологически безнадежной, сведя ее, по существу, к проблеме физиологической, и фактически оставив за пси­хологией лишь описательное исследование.

Если отвлечься от совершенно бессодержатель­ных результатов последнего ("я предпочел бы, за­мечает Джемс, лучше читать словесные описания размеров скал в Нью-Гемпшире"), то единственной психологической теорией эмоциональных пережи­ваний остается теория интеллектуалистическая, по­тому что, как совершенно правильно указывает Ж.Дюма в своем введении к французскому перево­ду Джемса, в так называемой "периферической" концепции речь идет о противопоставлении интеллектуалистическому объяснению объяснения физиологического, а не психологического. Но ведь физиологическое объяснение прямо не противопоставимо существу той или иной психологической теории. Поэтому ни Джемс и Ланге, с одной сто­роны, ни Кенон и его сторонники, с другой, — в плоскости собственно психологического рассмот­рения этой проблемы не в состоянии преодолеть интеллектуализма. Классический "аргумент теле­граммы" (чтобы телеграмма могла вызвать то или иное переживание, она прежде должна быть поня­та) сохраняет всю свою силу при любом представ­лении о физиологическом механизме эмоций. Та­ким образом, как бы мы ни объясняли механизм самого эмоционального переживания, оно все рав­но остается с точки зрения традиционного учения о сознании психологически определяющимся имен­но "сознанием как знанием".