|
Таким генетически исходным образованием для мышления у Запорожца было действие, в котором он выделял практическую и теоретическую часть (1986. Т. 1). В. В. Давыдов положил в качестве исходного для образования понятий то же предметно практическое действие. Вдумаемся в его логику: «Чувственность человека как предметно-практическая деятельность противоречива по своему содержанию. Ощущение и восприятие сами по себе отражают наличное бытие. Но через практическое действие, целесообразно сталкивающее между собой вещи (предмет и средство труда), в чувственность «проникает» другое содержание — опосредствованность и связанность бытия, его внутреннее содержание. Практическое действие, будучи чувственно-предметным, соединяет в себе противоположное содержание — внешнее и внутреннее, наличное и опосредованное, единичное и всеобщее. Здесь все моменты находятся в непосредственном единстве» (2000. С. 323). К этому перечню следует добавить и временную размерность. Протяженное во времени многообразие восприятий и действий стягивается или конструируется в некоторое единство. Американский философ Дж. Г. Мид заметил, что человеческое действие не есть движение в уже наличном времени, оно так же, как новое событие, организует настоящее, координируя его с прошлым и будущим. Таким образом, в предметно-практическом действии есть все достаточное и необходимое для возникновения и развития из него мышления и понятия. И все же оно не есть ни мышление, ни понятие в собственном значении этих слов. Мы имеем все основания говорить о практическом интеллекте, об умном делании, о предметном значении и пр., но, кроме того, еще имеется трудноуловимая граница, переход от пра- или протомышления к теоретическому мышлению как таковому, равно как и переход от практического, житейского, обыденного концепта к научному понятию. Немецкий философ Э. Гуссерль с помощью шутки легко отделался от этой проблемы: «Пара греческих чудаков взглянула на мир с научно-теоретической точки зрения. Теоретическое мышление породило рефлексию». Кажется, что это просто: нужно всего-навсего иначе взглянуть на мир, повернуть взгляд. Аналогично этому М. К. Мамардашвили сказал, что, для того чтобы получить эстетическое впечатление, нужно вывихнуть глаз. Дело даже не в том, как уловить моменты перехода, а в том, как помочь учащимся стать на этот путь. В этом смысле поиски Давыдовым генетически исходных понятий и дальнейшее развертывание их на глазах учащихся и с их помощью весьма поучительны. Не менее, чем уроки Вертгеймера, Дункера, Дьюи. Еще раз вернемся к вопросу: является ли такое генетически исходное понятие понятием в строгом смысле этого слова? Может быть, это смысловой образ, обладающий соответствующим семантическим и энергетическим потенциалом? Для дальнейшей конкретизации смыслового образа и фиксации в той или иной системе понятий, будь они эмпирическими или теоретическими обобщениями, он должен обладать богатыми ассимилятивными возможностями, т. е. способностью к захватыванию вещей, о которой шла речь выше. Другими словами, смысловой образ должен обладать свойством открытости. Оно позволит ему накапливать «строительный материал», из которого будет строиться система понятий. Смысловой образ — это идея, возможно, символ будущей системы понятий. Понятый именно так смысловой образ, если он удачен, как и произведение искусства, обладает еще одним свойством — недосказанностью. Он как бы содержит в себе знание о незнании и приглашает к раскрытию, конкретизации — 134 —
|