|
гии, скажем - часто и хуже.) И когда для важных решений собирались представители земли ("Земские Соборы"), на них не бывало голосований: истина ис- калась путём долгих взаимных убеждений - и опре- делялась конечным общим согласием. И такое реше- ние Собора юридически не было обязательно для царя, - но морально неизбежно> [Солженицын, 1995, с. 374-375]. Интересный парадокс заключается в том, что в западной культуре вера в Бога способствует форми- рованию в общественном и индивидуальном созна- нии представления о значимости, познавательной и моральной ценности истины. На это обстоятельство 35 указывал во введении в психологию этики Э. Фромм: <Сила монотеистических религий Запада, так же как и великих религий Индии и Китая, заключалась в их отношении к истине и в том, что они провозгла- сили свою веру истинной. Хотя такое убеждение ча- сто бывало причиной фанатической нетерпимости, в то же время в сознание как последователей, так и противников этих религий внедрялось уважение к истине> [Фромм, 1990, с. 20]. И таким уважитель- ным отношением к истине характеризуются многие представители западного мира. Одним из них был 3. Фрейд, отличавшийся страстным стремлением к истине и бескомпромиссной верой в разум. Для Фрей- да достойной и непререкаемой мечтой был образ че- ловечества, поднимающегося над животными огра- ничениями своей природы. И как иронию судьбы следует воспринимать тот факт, что именно благода- ря работам Фрейда человечество сегодня уже не мо- жет так безоговорочно присоединиться к его вере в примат разума. Религиозно-нравственная рефлексия русских мыслителей, как правило, приводит их к прямо про- тивоположному выводу, то есть к представлению о несовместимости научной истины и христианской морали. Неизбежным следствием этого оказывается и отрицание житейской ценности истины, противопо- ставление ее духовно-нравственным и социальным идеалам. Например, Н. А. Бердяев писал: <С рус- ской интеллигенцией в силу исторического ее поло- жения случилось вот какого рода несчастье: .чобовь к уравнительной справедливости, к общестзе.нному добру, к народному благу парали-ювала любовь к ис- тине, почти что уничтожила интерес к истине. А философия есть школа любви к истине, прежде 36 всего к истине. Интеллигенция не могла бескорыст- но отнестись к философии, потому что корыстно от- носилась к самой истине, требовала от истины, что- бы она стала орудием общественного переворота, на- родного благополучия, людского счастья. Она шла — 22 —
|