Психология и этика

Я не склонен, впрочем, был бы согласиться с Ан­дреем Владимировичем Брушлинским, когда он го­ворит о том, что человек, в том числе и как личность, объективно никогда не выступает в качестве ору­дия, даже для самого себя — увы, как раз объектив­но-то такое случается сплошь и рядом. Скорее вслед за Кантом имело бы смысл говорить о моральной нормативности этого положения. Тем не менее последовательная реализация подхода, в рамках которого личность рассматривалась бы как служебная функция человека, представляется мне задачей поистине вселенского масштаба, для решения кото­рой предварительно необходимо едва ли не сплош­ное переосмысление психологических (да и не толь­ко психологических) понятий, концептуальных схем и пр., радикальная и систематическая переоценка всего сделанного психологией.

Теперь — несколько замечаний в связи с выс­туплением Сергея Леонидовича Воробьёва. Он зат­ронул тему "наука и этика", которая, надо сказать, имеет довольно-таки косвенное отношение к сюже­там, интересовавшим Б. С. Братуся. Вообще-то я согласился бы с Сергеем Леонидовичем в том, что "рассуждения о "нравственной науке" сейчас как-то выдохлись по причине малой результативнос­ти". Действительно, как мне уже приходилось пи­сать, вопрос о нравственности науки, когда он ста­вится в таком глобальном виде, во многом оказыва­ется бессодержательным (хотя, между прочим, имен­но его-то главным образом и обсуждает С. Л. Во­робьёв). И я считаю, что его высказывание "наука безнравственна по своей сути"[14] ровно столь же бес­содержательно, как и противоположное суждение "наука нравственна по своей сути". В этом выска­зывании зло, которое лучше было бы искать в себе самих — в людях, приписывается исключительно социальному институту.

Я не согласен, далее, и с тем, что, работая над атом­ной бомбой, физики-ядерщики вдохновлялись ин­тересами "чистой науки". Напротив, проект "Манхэттен" был инициирован вполне практическими мо­тивами — стремлением опередить немцев в разра­ботке оружия небывалой смертоносной силы. Об этом, кстати, достаточно много написано в историко-научной литературе, где этот проект описан са­мым детальным образом; отнюдь не скрывал этого и упоминаемый С.Л. Воробьевым Р. Оппенгеймер.

Если же говорить о науке, как она существует в нашем земном мире, а не по своей "имманентной логике", якобы не допускающей каких-либо самоог­раничений (а эту железную логику, надо сказать, всегда устанавливают только задним числом, при­чем предложенным ее вариантам несть числа), то она, действительно, бывает зависима и от государ­ства, и от военно-промышленного комплекса, но да­леко не только от них. Ведь случается - даже и в наши дни — такое, когда ученые, руководствуясь моральными соображениями, сами накладывают на себя ограничения.