Психология и этика

Подчеркнем следующее. Во-первых, я отдаю себе полный отчет, что с этим определением можно спо­рить, можно менять, дополнять предложенные кри­терии, но главное — та направленность, которую они образуют, высвечивают. Речь в определении не о состоянии, а о тенденции, собственно развитии, т.е. не о некоем месте пребывания, стояния, а о пути, движении, полном риска.

Второе. Конечной, предощущаемой, предвидимой нами цели мы никогда, по сути, во всей предельной полноте не достигаем. Великий Гете, подводя итог своей долгой и столь, казалось бы, многоуспешной жизни, признавался, что у него чувство, будто он ворочал неподъемный камень, пытаясь уложить, ус­тановить его в некое уготованное для него место. Всю жизнь, с огромными усилиями, но так и не уло­жил. Ещё раз: норма, прежде всего, — движение туда, а не пребывание там.

И третье. Напомним, что речь в определении — о развитии человека, признаках его нормального бы­тия, тогда как личность, согласно нашему понима­нию, — специфический инструмент, орудие этого раз­вития и в качестве такового оценивается в зависи­мости от того, как служит своему назначению, т.е. способствует или нет приобщению человека к его сущности. В свою очередь личность необходимо разводить с "психическим", на чем настаивал Алек­сей Николаевич Леонтьев, говоря о "личностном" как особом "измерении". Поэтому человек может быть вполне психически здоровым (хорошо запо­минать и мыслить, ставить сложные цели, находить к ним верные пути, быть деятельным, успешным, са­модостаточным и т.п.) и одновременно личностно ущербным, больным: не координировать, не направ­лять свою жизнь к достижению человеческой сущ­ности (религиозный мыслитель сказал бы — к Об­разу Божьему в человеке), удовлетворяться сур-рогатными ценностями и т.п. Кстати, если говорить о тенденциях современного общества, то приходит­ся с горечью признать, что для все большего коли­чества людей становится характерным именно этот диагноз: психически здоров, но личностно болен.

После всего изложенного, надеюсь, становится яс­ным, почему и как поиски критериев нормы вели автора от патопсихологии к философско-психоло­гической проблематике и, наконец, поставили его перед вопросом о соотнесении психологии и этики, о возможности нравственной психологии.

Надо сказать, что хотя связь этики как учения о нравственных началах и психологии на словах охот­но признается почти всеми, конкретные, реальные формы этой связи оказываются весьма малопред­ставимыми. Действительно, этика нормативна (после Канта, во всяком случае), определяет, предписывает поступать так или иначе, не соотносясь, по сути, с психологией конкретного человека, его возможнос­тями, положением, психологическими реалиями. Но и психологи платят "взаимностью". Их, на самом­то деле, этика тоже не особенно интересует, она имеет, в лучшем случае, совещательный, а не решающий голос в исследовательском процессе. Задача пси­хологического исследования видится лишь в том, чтобы понять логику собственно психологического движения, психологических механизмов, а соотно­сится ли это с нравственным законом — уже вто­рое дело. Соотносится — хорошо. Нет — психолог ничего поделать не может и не должен. Главное — не изменить своей, психологической правде. Задача — искать, где потеряно, а не там, где морально светло.