Вдумаемся в эти слова — ведь это же "смертный приговор" классической психологии личности, которая только тем и занимается, что "подслушивает", "подсматривает" и провозглашает "заочную правду" о личности. Редакторы хрестоматии (а ими были мои уважаемые коллеги Юлия Борисовна Гиппенрейтер и Андрей Андреевич Пузырей) этого "приговора" предпочли не заметить, зато другой известный психолог Артур Владимирович Петровский поместил вскоре в "Вестнике МГУ" (№3, 1985 г.) специальную статью по этому поводу, в которой, в частности, писал: "Трудно найти другое столь сильное и лаконично выраженное обвинительное заключение, предъявленное детерминистской психологии, которая в своей экспериментальной практике, минуя интроспекцию, пытается получить (подсмотреть, предсказать, определить) эту заочную правду о личности другого человека, исследуя как раз то ее "вещное" бытие, которое Бахтин объявляет "унижающей и омертвляющей ложью"". И далее Артур Владимирович утверждал, что как раз именно при опоре на "вещное бытие", только принимая его реалии, возможно объективное познание личности, в том числе проникновение в ее глубины. Однако самим этим утверждением, при всей несомненной авторитетности его автора, не снималась главная проблема: если возможна фиксированная "заочная правда о личности" (а это, действительно, необходимое условие научности психологии), то какова же должна быть эта правда, чтобы она согласовалась, не противоречила трансцендирующей, не имеющей фиксированных границ природе человека? На мой взгляд, эта коллизия решалась только при условии различения понятий "личность" и "человек". То, о чем говорил Бахтин и с чем солидаризируются Гиппенрейтер и Пузырей относится прежде всего к общему понятию "человек". То, к чемуапеллирует Петровский, относится к психологическому пониманию личности. К "человеку" относятся характеристики безмас-штабности, несовпадения с самим собой, невозможности конечных определений и т. п. Но что есть тогда "личность" для психолога? Это есть особый психологический инструмент, орудие, принадлежащее человеку, служащее ему как и другие психологические инструменты и орудия. Вспомним расхожие в психологии афоризмы: "мыслит не мышление, а человек" или — "запоминает не память, а человек, обладающий памятью". Если начинает мыслить только мышление или запоминать только память, то это либо патология, либо мука, выход орудия из-под власти человека. Но и бытийствует ведь не личность, а человек, ею обладающий. Какую же роль и функцию выполняет тогда этот инструмент, это орудие, эта конструкция? — 17 —
|