Психология и этика

Человек — единственное существо, которое только по факту своего рождения не принадлежит еще к своему роду, роду человеческому. У человека меж­ду фактом рождения и обретением своей родовой сущности — пропасть. В отличие от животного че­ловек не снабжен набором инстинктов и врожден­ных навыков, которые позволили бы ему автомати­чески осуществлять свою родовую природу. Вспом­ним слова немецкого философа Гердера о том, что человек — первый и единственный вольноотпущен­ник природы. Природа отпустила человека на все четыре стороны, дала ему ту самую свободу, кото­рая составляет нашу высшую ценность и, одновре­менно, самое тяжкое наше бремя. Человеческую

сущность надо достичь, завоевать. Человеком надо стать. И этот грандиозный, не имеющий аналогов в природе, процесс присвоения человеком самого себя, своей сущности координируется и направляется особым, уникальным инструментом — личностью. То есть личность не является самодостаточной, в себе самой несущей смысл своего существования. Смысл ее обретается в зависимости от складываю­щихся отношений с сущностными характеристика­ми человеческого бытия. Личность масштабна че­ловеку. Человек масштабен своей родовой сущнос­ти, человечеству. Или в религиозном плане — Богу.

Таким образом, возвращаясь к спору между со­ставителями и комментаторами хрестоматии и А. В. Петровским, можно сказать: да, личность имеет границы, она инструментальна, она может овнешняться, о ней можно говорить заочно. Другое дело — человек, на познание, овнешнение которого, как целого, психология, при всей своей раздувшейся за столетие гордыне, претендовать не может.

Это разграничение помогло мне тогда, в середи­не 80-х годов, совершенно по-другому посмотреть на проблему нормы. Если личность в предложен­ном психологическом понимании есть вещь служеб­ная, не несущая в самой себе конечный смысл, то качества ее, норма или аномалия должны опреде­ляться, оцениваться в тесной зависимости от этой службы. Отсюда и характеристика личности, ее "нормальность" или "аномальность" зависит от того, как служит она человеку, способствуют ли ее пози­ция, конкретная организация и направленность при­общению к родовой человеческой сущности или —напротив — разобщают с этой сущностью, запуты­вают и усложняют связи с ней.

Ну, хорошо, мы скажем, что личность направляет человека к его сущности, а эта сущность безмасш­табна, трансцендентна и т.д. А что со всем этим де­лать бедному психологу, как приладить одно к дру­гому? Конечно, бесспорно, что эти представления должны быть выражены на языке, понятном психо­логу, образном и осязаемом, языке, реализуемом в конкретной практике. И здесь надо сказать, что в истории отечественной психологии есть прекрасная работа, в которой рассматриваются сущностные сто­роны человека и соотносятся при этом с психологи­ческой реальностью. Я говорю о последнем, уже по­смертно (1973) опубликованном труде Сергея Лео­нидовича Рубинштейна "Человек и мир". Эта уни­кальная работа описывает философские, экзистен­циальные проблемы жизни, и эта работа одновре­менно психологическая, написанная для психоло­гов. Разумеется, со временем немало изменилось, от­крылись иные ракурсы, но главная, путеводная, на мой взгляд, нить осталась: центральной, системооб­разующей характеристикой человека является его способ отношения к другому человеку.