Хочу начать с одной столь же точной, сколь и грустной мысли Гоголя: к старости мы нередко становимся теми, кого ненавидели в юности. В годы моей "психологической юности", завершив университетский курс, я был убежденным противником любых рассуждений в профессиональной среде на темы морали, этики, нравственности. Они казались мне вне поля психологической науки, тем более, что в те годы сводились к формуле: нравственно то, что способствует строительству коммунизма. Как же случилось, что, став патопсихологом, специалистом в области психологии личности, обретя достаточно серьезный практический опыт, я не просто увидел эти проблемы "своими", но ощутил, что именно в них — важный ключ к чисто профессиональным проблемам моей науки? Дело, конечно, не в моей личной судьбе, но, мне представляется, она может служить некоей живой иллюстрацией тех объективных процессов, которые происходят в нашей науке.
Итак, я начинал как патопсихолог, моим учителем был основатель отечественной патопсихологии незабвенная Блюма Вульфовна Зейгарник. Первой темой моих занятий стало изменение личности при алкоголизме. Затем круг интересов расширился, яисследовал неврозы, психопатии, эпилепсию, стал постепенно подниматься к проблемам мотивации, смысловым образованиям личности. И когда в 1986 году приступил к написанию итоговой монографии об аномалиях личности, то наивно полагал, что с обобщением накопленных к тому времени наблюдений и выводов особых проблем у меня не будет. Но по мере "конструирования" будущего текста, поисков адекватных объяснений самых разных конкретных фактов и выводов. Передо мной все отчетливей вставал вопрос, ответ на который, казалось бы, столь очевиден (и давно очевиден), что и сам-то этот вопрос — что это такое "психологическая норма" — как бы уже и не существует в психологии.
Но к своему удивлению я вдруг обнаружил, что убедительного — по крайней мере, для меня — ответа на него в психологии нет. Так, одни придерживались мнения, что психологическая норма — это некая среднестатистическая величина всех известных и мыслимых психологических параметров. Другие видели норму в оптимальной адаптации человека к окружающему миру. Третьи выходили из положения, так сказать, отрицающим, негативным критерием — если человек психически не болен, значит он психически здоров и т. п.
Если внимательно приглядеться к этим критериям, то нетрудно обнаружить, что их исходные основания лежат не в психологии, а в иных областях, прежде всего естественнонаучных. В самом деле, среднеарифметический взгляд на норму идет от статистики, адаптационный — от биологических представлений о гомеостазисе, негативный критерий — от медицины и т.п. Образно говоря, критерии нормы как бы ускользают, уходят из психологии, обнаруживая себя на других территориях науки.
— 14 —
|