|
Однако в отличие от ставших "традиционными" известных "фи- лософских" интерпретаций этого "сизифова труда" в плане подчеркивания бессмысленности всяческой "суеты сует" (Екклезиаст), вания бессмысленности всяческой "суеты сует" (Екклезиаст), "заботы" (М.Хайдеггер), "абсурдности существования" (А.Камю) и т.д., нам представляется необходимым переместить здесь акцент на другое: дело вовсе не в том, что каждый раз труд начинается сызнова - эта деталь мифа применительно к человеческому труду нуждается в "ис- правлении". Глыба, скрепленная потом живого труда, превращается в объективное достижение и остается в сохранности на достигнутой высоте как фундамент для нового дела (как фундамент, т.е. как то, что теперь попирают ногами и на что теперь больше не молятся, глядя снизу - вверх). Таким образом, рушится здесь лишь иллюзия "оконча- тельного конца", ибо любое "завершенное дело" (осуществленная цель) неизбежно воспроизводит себя в новых формах на новых уров- нях (новые цели). Но достигнутый результат сохраняется, меняется к нему лишь отношение: то, что снизу казалось заветным божеством ("идеалом", страстно желанной целью), в момент осуществления пре- вращается в окаменелого идола и оставляется за спиной в качестве мертвого монумента содеянного, как отправная веха новой дороги вверх к новому "идеалу", сулящему "окончательное разрешение" всех проблем. Так - вплоть до "седьмого неба" и обязательно выше! Ибо даже мифическое "седьмое небо" тоже суть лишь иллюзия "оконча- тельного конца"127. В этой вечно обновляющейся иллюзии (предвкушении), постоян- но толкающей человека к новым и новым свершениям, заключается трудное человеческое счастье. Что же касается "дезертирства" - невро- тического бегства от труда, - то именно здесь галлюцинаторная "лег- кость" непосредственных аутистических достижений, исключающая предвкушение, оборачивается мучительной перенапряженностью всех исходных душевных противоречий, неумолимо воспроизводящихся в любых замещениях. Именно в психоневрозах, а тем более в картине шизофренической деструкции, ярче, чем где бы то ни было выявляет- ся изначальная амбивалентность человеческого эгоцентризма. Под- черкнем: человеческого, ибо этот поистине сардонический феномен, вечные "плюс" и "минус", вкованные в цепь одного желания - радость и боль, страх и влечение, ужас, слитый с восторгом - специфически человеческое достояние, постоянно воспроизводящаяся в миллиардах новых ликов первородная трагедия "Я". — 160 —
|