Лики ментальности и поле политики

Сформулированный на уровне воображаемого запрос одновременно упраздняется, и субъект переживает беспомощную пассивность в качестве основного модуса своего символического (социального) бытия. Безусловность запроса желание замещает “абсолютным” условием наличия универсального означающего, а его отсутствие выражено знаком латентности (=смещение дискурса), характеризующим означиваемое с момента его снятия функцией означающего.

1 Заимствованное из биологии понятие “ризома” противоположно по смыслу идее структуры как упорядоченной, организованной целостности. Ризомой называют тип корневой системы с беспорядочно растущими во все стороны корешками и отростками.
1 Эта классификация основана на учете типа переноса значения. В случае когнитивной метафоры переносятся знания или представления (совесть — “когтистый зверь”), в номинативной — имена или названия (“тупой нож”, “тупая боль”, “тупой студент”), в образ- ной — образ (“Крым в Украине — шевченковский сирота”).

3.3. Ментальность как дискурс

Постструктуралистская трактовка ментальности как дискурса своим возникновением более всего обязана работам Р.Барта и М.Фуко. Анализируя способы знакового закрепления социокультурных представлений, Барт подчеркивал значимость опредмеченной в языке идеологической сетки, своеобразного “фильтра”, который та или иная социальная группа помещает между индивидом и реальностью, понуждая его думать в определенных категориях, замечать и оценивать лишь такие аспекты действительности, которые признаны в качестве значимых [7]. Складывающаяся в результате такого избирательного мировосприятия картина мира представляет собой скорее концепт (а не образ) реальности, детерминирующий формы взаимодействия с нею. Формы и способы этой детерминации исследованы и обобщены Фуко, выразившим их посредством категории “порядок дискурса”[68].

Панъязыковая природа сознания сводит весь универсум культуры к набору дискурсивных практик, а порождаемые при этом тексты суть коренные феномены человеческого существования. Дискурс одной своей стороной обращен к внешней прагматической ситуации, другой же — к ментальным процессам субъекта: этнографическим, психологическим и социокультурным правилам и стратегиям понимания и порождения речи. Таким образом, можно говорить о вплетенности текста в жизненную ситуацию, о дискурсе как речи в контексте субъективной реальности и объективной действительности, речи, погруженной в жизнь, рассматриваемой как целенаправленное социальное действие, как компонент взаимодействия людей и механизмов их сознания. Категория дискурса фиксирует результат взаимодействия внешней действительности, внутренней психической реальности и знаково-символической системы, дающей описание первой, преломленное через вторую.