Парадоксальным фактом является возвращение современной лингвистической философии к позитивной трактовке упомянутого выше синкретизма. Предложенная лидерами постмодернизма Ж.Делезом и Ф.Гваттари концепция ризоматичности1 реальности и описывающего ее текста делает акцент на неупорядоченности, множественности и хаотичности этой модели. Ризома отвергает любое упорядочивание, вплоть до деления на объект и субъект: “когда множественное действительно исследуется как субстантивное, множественность, оно больше не связано с Единым как субъектом и объектом, природной и духовной реальностью — как образом мира в целом. Множества ризоматичны, и они разоблачают древовидные (структурированные. — Авт.) псевдомножества. Нет ни единства, которое следует за стержнем в объекте, ни того, что делится внутри субъекта. У множественности нет ни объекта, ни субъекта, только детерминации, величины, измерения, которые не могут увеличиваться без соответствующего изменения сущности (законы сочетаемости скрещиваются с множественностью)” [65, с.13]. Таким образом, метафоры в дискурсе могут рассматриваться как значимые метки, “маркеры”, узловые точки сочленения реальности с ее моделью. В современном языке метафора — свернутый миф, адресованный глубинным пластам сознания. Общность метафоры и мифа — в интуитивном видении родства между совершенно различными (с научной точки зрения) явлениями или объектами, многозначности и многосмысленности, требующей не понимания, но толкования. Метафорическое мышление по своей форме противоположно дискурсивно-логическому. В отличие от последнего оно, как пишет Э.Кассирер, сводит концепт в точку, в единый фокус. Метафора — не продукт рационально-рассудочной деятельности, а “греза, сон языка” [62, с.173]. Метафора, однако, не ограничивается одной лишь сферой языка, это не просто фигура речи. Сами процессы мышления человека в значительной степени метафоричны. Метафоры как языковые выражения становятся возможны именно потому, что существуют в понятийной системе человека, определяющей его мышление и поведение. Понятийная система осознается не всегда, чаще всего мы мыслим и действуем в соответствии с определенными схемами. В процессе возникновения и функционирования этих схем метафора играет двоякую роль. Во-первых, метафорическое мышление выступает как особый способ познания мира. В таком случае это познание субъективно, личностно, синкретично, обладает многими мифологическими чертами. Во-вторых, метафора, особенно “стертая” метафора — застывшее языковое выражение, фразеоло- гизм — несет в себе давно устоявшийся смысл, выступает как передаваемый от одного индивида (или целого поколения) к другому определенный взгляд на то или иное явление или объект, как уже готовый фрагмент картины мира. Парадоксальная особенность фразеологизма удачно выражена в словах Дж.Серля: “мертвые метафоры — это те, которые выжили” [62, с.313]. “Мертвые метафоры” (в дальнейшем мы будем использовать термин “устойчивые”), пожалуй, в большей, чем другие языковые выражения, степени образуют коннотативный языковой пласт. — 50 —
|