|
Проведенное нами экспериментальное изучение бессознательных аспектов ментальности основывалось на структурно-аналитических представлениях о его символическом структурировании в дискурсе представителей субкультур неудовлетворенности. Лакан, предложивший теорию субъекта как изначально расщепленного, испещренного “зияниями” существа, относит основополагающий акт его конституирования к периоду раннего детства (“стадия зеркала”) и рассматривает Я (эго) личности как воображаемую инстанцию, в которой субъект себя отчуждает. Воображаемое, формирующееся как основополагающее нарциссическое отношение субъекта к собственному Я, составляет осознаваемую личностью часть психики, бесконечно далекую от реального (бессознательного). Последнее доступно изучению лишь в структурированной (символической) форме, в форме означающего, и пространство дискурса (“поле речи и языка”) представляет собой главное место реализации субъекта. Обнаружить бессознательное (реальное), по Лакану, возможно лишь через анализ ряда дискурсивных параметров, к числу которых относятся прежде всего метафора и метонимия. Эти тропы являются своеобразными “метками” присутствия реального, ибо “деятельность эго, характеризующаяся в первую очередь теми воображаемыми инерциями, которые сосредотачиваются им против исходящего от бессознательного сообщения, направлена исключительно на то, чтобы компенсировать смещение, которое и есть субъект, сопротивлением, присущим дискурсу как таковому” [36, с.77]. Дискурс, строящийся вокруг реального (“зияния”), обозначает последнее либо через метафору (сходство), либо через метонимию (смещение). Важно помнить также, что метафора маркирует симптом, а метонимия — желание. В нашем исследовании анализировался фрагмент дискурса обыденной речи объемом 10000 слов (подборка писем в газеты “Крымская правда” и “Крымские известия”). Проводился подсчет общего числа двух указанных тропов (метафоры и метонимии), причем в силу специфики выборки (“недовольные”) большее внимание уделялось анализу метафоры. Качественный анализ метафорической функции изучаемого фрагмента дискурса опирался на следующие соображения. Как было установлено на предыдущем этапе исследования, формируемая ментальностью неудовлетворенных жизнью людей картина мира — отнюдь не стройная система, порожденная научным мышлением в соответствии со всеми правилами логики. Она представляет собой скорее миф, полный сложной и многозначной символики, и соотносится не с логикой поверхностных слоев сознания, а с паралогикой и мифопоэтикой глубинных, трудно рефлексируемых пластов сознания и бессознательного. На этом уровне в психике человека, недовольного жизнью, господствуют законы архаического мышления — конкретного, образно-чувственного, слабо отчлененного от эмоциональной сферы, ориентированного на сакрализованные образцы. Мироустроительная функция языка и мифотворческая функция архаического мышления когда-то почти сливались на основе универсального символизма. Архаическое мышление отождествляло слово и предмет настолько органично, что словесная ткань непосредственно формировала вещный мир. Наиболее сложные, общие понятия в древних языках формировались через языковые метафоры, соединяющие разнородные смыслы в синкретическую целостность. — 49 —
|