|
Эти представления в целом описывают социальный хаос, близкий к состоянию пра-Хаоса космогонического мифа. Вынужденное существование в хаотическом модусе мира актуализирует негативный эмоциональный опыт, осмысливаемый, прямо по В.В.Иванову, как дионисийский (печальный-пропащий-хмельной). Переход из Хаоса в Космос мыслится без участия демиурга или трикстера, но как результат фетишизации определенных личностных качеств, задающих позитивно-созидающие формы социальной практики и желаемых преобразований. Кто их будет осуществлять, неясно. В итоге должна состояться некая нормативная идеологическая коммунитас, экзистенциальный опыт которой, видимо, вознаградит ее членов за страдания, перенесенные в хаотическом модусе бытия. Далее космогонический миф преобразуется в инициационный, и три фазы перехода (сепаративная, лиминальная и интегративная) достаточно явно представлены первой, второй-третьей и пятой строками кластерной матрицы. Сами субъекты мифа представлены лиминальными существами со всеми атрибутами последних: амбивалентностью, темнотой, демонстративной агрессивностью и игнорированием социальных норм. Высказываемая здесь гипотеза о лиминальном статусе людей, неудовлетворенных жизнью, хорошо согласуется с их дестабилизирующей ролью в обществе и может пролить свет на факторы, детерминирующие их социальную активность. Семантическое пространство, в котором они локализуют свой концепт реальности, есть место сопряжения не только смыслов, но и сил, направленных на трансформацию этих отношений. По-видимому, семиотическая активность может выступать в качестве дополнительной (комплементарной) по отношению к социально-преобразующей. Семиотические стратегии пропаганды и коллективного внушения, отвечающие латентному семиозису субкультуры недовольных, описаны С.Московичи как обольщение масс [46]. В работе Э.Канетти [34] эксплицированы способы миметического копирования таких стратегий. Функциональное назначение описываемого мифа, как и любого другого, является двояким. С одной стороны, он направлен на деформацию реальности и имеет целью создать такой образ действительности, который совпадал бы с нереалистическими ожиданиями носителей мифологического сознания; с другой — миф чрезвычайно озабочен сокрытием собственной идеологичности, поскольку, как указывает Р.Барт, всякая идеология хочет, чтобы ее воспринимали не как одну из возможных точек зрения на мир, а как единственное (ибо единственно правильное) его восприятие. Имплицитный, само собой разумеющийся характер мифологизации реальности связан с тем, что социально-политический миф, как и любой другой, “стремится выглядеть не “продуктом культуры”, а “явлением природы”; он не скрывает свои коннотативные значения, он их натурализует и потому вовсе не случайно паразитирует на идеологически нейтральных знаках естественного языка: вместе с наживкой, которой служат эти знаки, он заставляет потребителя проглатывать и крючок идеологических смыслов”[7, с.18]. — 46 —
|