Здесь мы видим активный характер взаимодействия человека с миром, который выражается в том, что нас тянет к этому взаимодействию независимо от его (взаимодействия) способности удовлетворить какую-либо актуальную потребность. То есть само взаимодействие с предметным миром уже является самостоятельной потребностью. Но здесь же можно выделить разные виды этого взаимодействия, которые К. Левин не разводит. Одно дело хорошая погода, зовущая на прогулку или пирожок, который просится в рот. Здесь мы, во-первых, испытываем положительные эмоции от нечаянно возникшей возможности удовлетворить потребность и во-вторых, прекрасно знаем, что делать с хорошей погодой и пирожком. Другое дело, когда речь идет о неком предмете, самостоятельно никаких потребностей не удовлетворяющем, или же о предмете, назначение которого неизвестно. Какова будет природа его «побудительности»? Тот факт, что побудительности он не лишается, сомнений не вызывает, достаточно вспомнить предметно-манипулятивную активность ребенка. Если в раннем детском возрасте она еще удовлетворяет актуальную потребность по насыщению сенсорно-перцептивной информацией, то у дошкольника интерес к незнакомой вещи уже вызван не потребностью в ощущениях, а более сложным познавательным интересом: он ищет, к чему эту вещь можно применить, что с ее помощью делать. Это можно проиллюстрировать интересным примером. Одна мама опубликовала на форуме в Интернете наблюдение за игрой своей дочери. Девочка где-то нашла детали от выброшенного пианино: деревянные молоточки местами обшитые тканью. Эта находка была для нее так интересна, что она целый день искала им применения, и наконец приспособила в качестве каких-то странных предметов мебели в комнате куклы. Кукольной мебели у нее было предостаточно, но готовая игрушка не вызывала такого интереса, как незнакомая вещь, которая, пользуясь терминологией Левина, обрела сильнейшую побудительность. Иную форму эта побудительность имеет у взрослого человека. Он уже не ищет, к чему бы приспособить непонятную вещь, он ищет один-единственный заложенный в вещи способ употребления. Вещь для него неразрывно слита с функцией и порождает уже не какую попало активность, а вполне определенную, то есть дает действию не только энергетический потенциал, но и вектор, направление. В том же случае, если функция вещи неизвестна, потребность в векторе все равно остается. Этот момент остается за пределами внимания Левина. Как пишут Д. А. Леонтьев, Е. Ю. Патяева, Левин различает побудительность по интенсивности и знаку (притягательный или отталкивающий), но это, по его мнению, не главное. Гораздо важнее то, что объекты побуждают к определенным, более или менее узкоочерчен-ным действиям, которые могут быть чрезвычайно различными, даже если ограничиться только положительными побудителями. Приводимые Левином факты свидетельствуют о прямой связи изменений побудительности объектов с динамикой потребностей и квазипотребностей субъекта, а также его жизненных целей. Левин дает богатое описание феноменологии побудительности, которая меняется в зависимости от ситуации, а также в результате осуществления требуемых действий. Так, например, как показали проведенные под руководством Левина эксперименты Карстен, насыщение ведет к потере объектом и действием побудительности, а пресыщение выражается в смене положительной побудительности на отрицательную; одновременно положительную побудительность приобретают посторонние вещи и занятия, особенно в чем-то противоположные исходному. Действия и их элементы также могут утрачивать свою естественную побудительность в результате автоматизации. И наоборот: с повышением интенсивности потребностей не только усиливается побудительность отвечающих им объектов, но и расширяется круг таких объектов (голодный человек становится менее привередливым). — 224 —
|