|
– Так возьмите же это на память, – и Воланд подал Маргарите два тёмных платиновых кольца – мужское и женское. – Прощайте, – тихо шепнула Маргарита. – До свидания, – ответил Воланд, и Маргарита вышла. В передней провожали все, кроме Воланда. На площадку вышли Маргарита и мастер, Наташа с чемоданом и Азазелло. Маргарита сделала знак Азазелло глазами «там, мол, агент»… Азазелло мрачно усмехнулся и кивнул «ладно, мол». Шёлковые плащи зашумели, компания тронулась вниз. Тут Азазелло дунул в воздух, и, когда проходили мимо окна, на следующей площадке лестницы, Маргарита увидела, что человека в сапогах там нету. Тут что-то стукнуло на полу, никто не обратил на это внимания, спустились к выходной двери, возле которой опять-таки никого не оказалось. У крыльца стояла тёмная закрытая машина с потушенными фарами… Погребение Громадный город исчез в кипящей мгле. Пропали висячие мосты у храма, ипподром, дворцы, как будто их и не было на свете. Но время от времени, когда огонь зарождался и трепетал в небе, обрушившемся на Ершалаим и пожравшем его, вдруг из хаоса грозового светопреставления вырастала на холме многоярусная как бы снежная глыба храма с золотой чешуйчатой головой. Но пламя исчезало в дымном чёрном брюхе, и храм уходил в бездну. И грохот катастрофы сопровождал его уход. При втором трепетании пламени вылетал из бездны противостоящий храму на другом холме дворец Ирода Великого, и страшные безглазые золотые статуи простирали к чёрному вареву руки. И опять прятался огонь, и тяжкие удары загоняли золотых идолов в тьму. Гроза переходила в ураган. 230 У самой колоннады в саду переломило, как трость, гранатовое дерево. Вместе с водяной пылью на балкон под колонны забрасывало сорванные розы и листья, мелкие сучья деревьев и песок. В это время под колоннами находился только один человек. Этот человек был прокуратор. Он сидел в том самом кресле, в котором вёл утром допрос. Рядом с креслом стоял низкий стол и на нём кувшин с вином, чаша и блюдо с куском хлеба. У ног прокуратора простиралась неубранная красная, как бы кровавая, лужа и валялись осколки другого разбитого кувшина. Слуга, подававший красное вино прокуратору ещё при солнце до бури, растерялся под его взглядом, чем-то не угодил, и прокуратор разбил кувшин о мозаичный пол, проговорив: – Почему в лицо не смотришь? Разве ты что-нибудь украл? Слуга кинулся было подбирать осколки, но прокуратор махнул ему рукою, и тот убежал. Теперь он, подав другой кувшин, прятался возле ниши, где помещалась статуя нагой женщины со склонённой головой, боясь показаться не вовремя на глаза и в то же время боясь и пропустить момент, когда его позовут. — 275 —
|