…несколько далее… «кристалл». – В последней редакции: «Тут Пилат вздрогнул. В последних строчках пергамента он разобрал слова: «…большего порока… трусость». Вина Пилата в поздних редакциях подчёркивается писателем. – Нет, потому что ты будешь меня бояться. – В последней редакции далее следовало: «Тебе не очень-то легко будет смотреть в лицо мне после того, как ты его убил». Только здесь писатель столь категоричен в определении вины Пилата. – Не будь ревнив … ты один, один ученик у него! – В последней редакции: «…я боюсь, что были поклонники у него и кроме тебя». И так уже сурово «приговорённый» писателем прокуратор ещё более усугубляет свою вину, признаваясь Левию, что личность Иешуа была ему симпатична. Несомненно также, что Булгаков перебрасывает через тысячелетия едва различимый мостик к другому властелину, не скрывавшему, что высоко ценит талант писателя. В последние годы своей жизни Булгаков всё более ощущал трагизм своего положения. И когда после запрета «Батума» писатель тяжело заболел, он однажды ночью сказал Елене Сергеевне, что «он», Сталин, убил его. …Ласточкин… – В последней редакции – Китайцев. …Поплавского… – Он же Римский. …очутился на берегу Терека во Владикавказе… – В последней редакции: «…ухитрился выбросить этого же Стёпу вон из Москвы за бог знает какое количество километров». Булгаков изымает из текста всякое упоминание о Владикавказе, что противоречило первоначальному замыслу, ибо этот город вписался в его судьбу суровой и яркой строкой. — 362 —
|