Таким образом, именно человеческая форма существования более всего соответствовала конечной цели буддийского учения, и именно на людей было обращено это учение, доказательством чего также служило рождение Будды человеком. В то же время, буддийское учение признавало, что и человеческая форма существования может иметь значительные различия, поэтому не все люди в этой жизни могут постичь полное и окончательное просветление. Вот что говорит по этому поводу Нагасена: «Не приходят к постижению Учения животное; … родившийся среди претов; сторонник ложных мнений; ханжа; матереубийца; отцеубийца; святоубийца; раскольник общины; проливший кровь Татхагаты; воровски пристроившийся к общине; переметнувшийся к иным праведникам; совратитель монахини; совершивший один из тринадцати крупных проступков и не восстановленный в правах; евнух; двуполый человек, даже правильно все делающий, не приходит к постижению Учения … малое дитя, которому от роду менее семи лет, тоже не приходит к постижению Учения».[121] Если не принимать в расчет животных и претов, о которых уже было сказано, то можно заметить, что не могут полностью постичь учение Будды физически ущербные люди в плане сексуальной способности и ориентации, куда входят и импотенты. Другими словами, люди с нарушенными сексуальными функциями не способны полностью реализовать себя в аспекте буддийского понимания самореализации, поскольку они представляют собой ущербный тип человеческой формы существования. Соответственно буддийскому учению данные нарушения являются кармическим воздаянием за определенные грехи, поэтому человек должен сначала исчерпать все неблагие последствия своих прежних деяний в прошлых или в настоящей жизни, и уже затем он сможет достичь полного и окончательного просветления. Данное положение представляется вполне обоснованным, если учесть, что сексуальная страсть или похоть в буддизме рассматривалась как вершина всех привязанностей и страстей, и именно борьба с этой страстью являлась ведущим этапом совершенствования, о чем вполне конкретно говорится в «Сутре в 42 чжана»: «Среди привязанностей и страстей нет более сильной, чем похоть. Страсть похоти по своей мощи не имеет аналогов в мире. И хорошо, что она одна такая. Если бы имелась вторая подобная ей, то среди людей под всем небом не нашлось бы того, кто смог бы следовать Пути».[122] — 76 —
|