Указанные две крайности даяния – жертвенность тела и близких и любимых родственников, в полной мере характеризуют такое качество бодхисаттвы как отсутствие привязанности к любым аспектам жизни. Если бодхисаттва готов ради блага других отказаться от своего тела и любимых детей, то привязанность к материальным вещам теряет всякое свое значение. Любое даяние способствовало ликвидации алчности, одного их трех основных ядов омрачения. В результате, парамита даяния и непривязанность к чему-либо дополняли милосердие и сострадание, представляя собой практический инструмент осуществления этих основополагающих качеств бодхисаттвы. Парамита соблюдения обетов обуславливала ограниченность и воздержанность в потребностях. Любое излишество, выходящее за рамки простого обеспечения жизнедеятельности, категорически отвергалось. Удовлетворение физиологических потребностей сводилось к поддержанию функциональных способностей организма, отрицающих наслаждение от пищи, сна и секса. В китайском буддизме на философском уровне сохранился отказ от сексуальных контактов в соответствие с малыми обетами. Но в религиозном буддизме наблюдалась двойственная тенденция. С одной стороны, в рамках обетов сексуальные контакты либо ограничивались, либо отвергались. С другой стороны намечалось включение сексуальных контактов в контекст религиозного культа и практики совершенствования. В китайском религиозном буддизме данная тенденция не играла существенной роли и во многом определялась влиянием «Тайного учения» (мицзун, ??), а также Тибетского буддизма, проявляющимся в культе будд и бодхисаттв Ваджраяны, в частности Будды Радости (Хуаньси фо, ???).[291] — 185 —
|