|
В первой стратегии по стимульному кубику, одновременно выступающему и как целое и как часть, ребенок усматривает иное целое, перенося на него признак, роднящий это новое целое с фрагментом. Ребенок в начале работы усматривает возможность сборки даже не одного, а нескольких новых целых изображений, потому 195 что во фрагменте видит несколько признаков, могущих стать системо-образующими: например, если фрагмент осмыслен как усы, то в качестве целого одновременно могут выступать образы кота, льва, хомяка, тюленя, моржа и т. д.; если это крылья, то новым целым могут стать образы дракона, попугая, летучей мыши и таких фантастических существ, как вампир, Бэтмен, Змей Горыныч и т. д. Осуществляя сборку, ребенок останавливается на каком-то одном образе-модели и, развернув его на составляющие части, фрагменты, в таком виде удерживает во внутреннем плане действия. Об этом свидетельствуют комментарии сборки типа: «Где-то здесь должны быть живот и лапы», «а где же усы, тут должны быть усы», «эта лапа у него правая, а левая должна быть немного загнута», «ну где же кубик с хвостом?», «у него шесть лапок, а я нашел только четыре» и т. д. Если реальность противоречит модели, то модель корректируется, причем все изменения тоже получают комментарии ситуативного характера, объясняющие так или иначе, связывающие модельный образ и собираемую реальность: «Эта лапа у него будет зеленая, будто бы он в траве валялся и обзеленился», «а ухо будет порванное, это собаки в драке покусали», «это он обжегся» и т. д. Вернувшись к нашей схеме операций воображения, мы все их можем обнаружить в первой стратегии (и анализ имеющейся реальности, и оперирование моделями, и корректировку). Во второй стратегии механизм соотнесения целого и частей виден особенно отчетливо. Формируя образную модель животного, ребенок называет и элементы его возможного облика, развертывая во внутреннем плане сознания имеющиеся у него образные представления о разных животных и сказочных существах, знакомых по книгам, фильмам, иллюстрациям. Важно, что стимульный кубик снова порождает целый веер моделей-представлений, которые ребенок пытается скоординировать, постоянно имея в виду, что объект-то сказочный и все невозможное в нем в принципе возможно. Отметим, что в ходе сборки как бы не возникает противоречий между замыслом и собираемым изображением, а все переименования относятся не к тому, что к этому моменту уже собрано, а к прикладываемым новым деталям. Мы объясняем это гибкостью воображения, высокой степенью дивергентности, подвижности рождающихся образов. Вероятно, учитывая число, вариативность и оригинальность предлагаемых ребенком образов, можно делать предположения о креативности, гибкости его воображения. Таким образом, по внутреннему механизму мы имеем тот же процесс: отчленение некоего свойства, выработка веера возможных реализации, соединение веера в некий фантастический образ (заметим, что в первой стратегии этот модельный образ отражает нечто реальное, здесь же ребенок больше ориентирован на необычность, сказочность, противоречивость персонажа), удерживание во внутреннем плане деятель- — 193 —
|