Ребенок и знак

Вторая стратегия была связана с иной организацией моделиру­ющей деятельности. Дети сначала откладывали в сторону все фраг­менты одного цвета, затем уже из этой серии отбирали стимульный кубик и начинали пристраивать к нему остальные. Называние осу­ществлялось в иной форме: «Буду собирать розового», «соберу зе­леное», а при обнаружении стимульного кубика и прилаживания к нему нескольких подходящих фрагментов: «Получается желтенький верблюд», «из них выходит розовый слон» и т. п. В этих случаях соби­ралось одноцветное полотно, совпадающее или не совпадающее по швам деталей, хотя все дети раньше собирали картинки из кубиков и знают, что надо собирать шов в шов.

Третья стратегия была довольно своеобразной. Некоторые дети обнаруживали нумерацию на кубиках и делали попытку собирать по цифрам, чтобы автоматически собиралось правильное изображе­ние. Реализовать эту стратегию довольно трудно, так как кубики

были пронумерованы в случайном порядке. Практически никто из детей на этом пути успеха не достиг и вынужден был перейти к дру­гой стратегии сборки. Лишь трое детей упорно пытались собирать по цифрам и, выложив несколько кубиков по порядку, были неприят­но удивлены, что ничего осмысленного не получилось.

И наконец четвертая стратегия. Сходу, без особого рассматри­вания, ребенок брал первый попавшийся кубик и начинал прикла­дывать к нему любые другие, постоянно комментируя те фрагменты, которые им осмыслялись как самостоятельные или как часть некое­го замысла: «Соберу медведя... Это его лицо, уши... Правда, у мед­ведя, вроде, не такие... А где же его уши? Тогда это, наверное, ле­тучая мышь... Нет, вот язык медвежий, он от жары высунул. Лапы зеленые, это он в траве валялся, обзеленился... А это откуда здесь растут усы? У медведя есть усы. Вы не знаете? А хвост? Он какой, длинный? Нет, это будет все же не медведь, хвост сильно длинный. Это, наверное, может получиться лев, только лапы не подходят... А пусть это будет хомячок...» и т. д. Эту стратегию мы назвали смешанной, так как в ней присутствуют элементы других страте­гий.

Несмотря на кажущееся разнообразие, реализация всех страте­гий обнаружила общие черты, вероятно, обусловленные общностью глубинного механизма, лежащего в их основе. Так, во всех случаях в процессе работы название своего образа менялось, а само полу­чающееся изображение — нет, хотя при переименовании логично было бы разрушить ту собранную часть конструкции, которая уже не соответствует новому названию. Это мы объяснили тесной свя­занностью детского воображения с реальностью: воображение, на наш взгляд, как бы еще боится спорить с реальностью, и происходит корректировка образа в соответствии с некоей внешней данностью. Это подтверждается также и тем фактом, что несмотря на инструк­цию дети представляли себе не любое произвольное сказочное су­щество, а ограничивались «волшебными хомячками», «летающими крокодилами», «сказочными зайцами с крыльями», «фантастическими марсианскими лягушками» и т. п. Наверное, такая зависимость во­ображения от реальности связана также и с небольшим возрастом наших испытуемых. У взрослого человека в рамках умственного экс­периментирования, вероятно, может обнаружиться и обратная тен­денция — изменять реальность в соответствии с модификациями, представляющимися существенными.