Tertium Organum: ключ к загадкам мира

«В большинстве религий древнего мира, — гово­рит М. Мюллер, — отношения между душой и Бо­гом рассматриваются как возвращение души к Богу. Жажда Бога, стремление к нему, тоска по нему, как тоска по родине, находит себе выражение во многих религиях, хотя путь к Богу и принятие души в эту божественную форму в разных религи­ях изображается различно.

Согласно некоторым учителям религии, воз­вращение души к Богу возможно только после смерти...

Другие находят, что слияние души с Богом воз­можно в этой жизни... Это слияние требует только знания, знания единства божественного в человеке с божественным в Боге. Браманисты называют это знание самопознанием, то есть знанием того, что наша душа (Self), если она вообще существует, мо­жет быть только той душой, которая есть Все во Всем и кроме которой нет ничего. Иногда эта идея связи между человеческой и божеской природой приходит внезапно, как результат необъяснимой интуиции или воспоминания. Иногда к тому же самому результату приводит человеческий ум, сила логических рассуждений. Если Бога признать как Бесконечное в природе, душу как Бесконечное в человеке, то из этого должно следовать, что не мо­жет быть двух бесконечностей. Через ту же самую фазу мысли проходили элеатические философы:

если есть Бесконечное, говорили они, оно должно быть одно, потому что если бы их было два, то одно было бы конечным по отношению к другому. Но то, что существует, бесконечно, и другого такого быть не может. Поэтому то, что существует, едино.

Ничего не может быть определеннее монизма элеатической школы, и для нее было бы непости­жимо допущение различия между душой. Беско­нечным в человеке и Богом — Бесконечным в при­роде.

В Индии это выражалось так, что Брама и Атман (дух) по своей природе одно и то же.

Точно так же, — говорит М. Мюллер, — и пер­вые христиане, по крайней мере те, которые были воспитаны в школах философии неоплатоников, имели первую идею того, что если душа бесконечна и бессмертна по своей природе, то она не может быть ничем кроме Бога, но что она должна быть Богом и в Боге. Ап. Павел дал собственное смелое выражение этому верованию или познанию, произ­неся слова, смутившие многих теологов:

Мы Им живем и движемся, и существуем.

Если бы кто-нибудь другой произнес эти слова, это было бы названо пантеизмом. И, без сомнения, это есть пантеизм, хотя в то же время — ключ ко всему христианству. Человек как сын Божий это только метафора. Но первоначально это выражение заключа­ло в себе ту же самую идею... И когда ставился воп­рос, каким образом люди потеряли сознание того, что они сыны Божий, христианство отвечало: вследствие греха, а Упанишады отвечали: вследствие авидии, незнания. Это показывает близость и в то же время характерное различие между двумя религиями. Воп­рос о том, каким образом незнание наложило свою власть на человеческую душу и заставило вообра­жать, что она может жить, или двигаться, или иметь бытие отдельно от Брамы — остается в индийской философии без ответа, так же как в христианстве вопрос, каким образом грех впервые пришел в мир».