|
структуру: если есть действие (мышление, чувство и т. п.), то должен быть и агент, осуществляющий это действие, то есть «я». Дэвид Бом в своей книге «Целостность и свернутый порядок» [David Bohm, Wholeness and the Implicate Order] предпринял чрезвычайно интересную попытку построить модель (английского) языка без имен существительных, используя вместо них неопределенные местоимения и глагольные обороты. К счастью, в русском языке такой проблемы не существует и подобного рода грамматические структуры присутствуют изначально — например: «Когда очень жарко, опасно пить слишком холодную воду». — Прим. пер. Уильям Джемс и поток сознания 199 Здесь Джемс привлекает внимание к тому, что я ранее назвал диалогической организацией человеческого сознания. Сознание ошуЩается как бы навязываемым «другим» именно потому, что для того чтобы наблюдать его как самостоятельную эмпирическую реальность, мы должны входить в роль по отношению к нему. Как в любой беседе, где мы решаем оставаться спокойными и наблюдающими — или медитативно и эстетически «открытыми», — тот, кто вступает с нами в диалог, в результате должен брать на себя активную роль и все больше и больше показывать нам себя. При медитации и систематической интроспекции в роли «другого» выступают самые глубинные и самые скрытые уровни нашего собственного ума. Этот другой достигает кульминации в абстрактных ощущаемых смыслах и спонтанных преобразованиях невербальных презентативных состояний. Если говорить о более непосредственно доступном уровне обычных грез и фантазий, оказывается, что многие оригинальные мысли — бесспорно «мои», коль скоро они поняты — сперва были подсказаны на этом уровне каким-то воображаемым собеседником. Именно этот принцип был в явном виде развит в методе «активного воображения», который занимает центральное место в терапевтической технике Юнга, основанной на преднамеренных воображаемых диалогах с персонажами фантазий. Наше непосредственное сознание просто приходит к нам законченным и как бы извне. Теперь мы говорим, что «другой», таким образом обращающийся к нам с нашей собственной разумностью, — это «мозг» или «бессознательное». Мы упускаем из виду эмпирическую феноменологию текущей диалогической структуры, которая дается нам как непосредственная форма нашего опыта, и которая в равной мере позволяла другим культурам считать «агентом» сознания сердце, дух или божество. И древние, и современные перескоки к объяснению, в действительности затеняли эту Диалогическую организацию, которая сама требует определенного объяснения. В какой мере интуитивное правдоподобие нашего представления о мозге, как «причине» всего психологического, само оказывается невольным уточнением именно этой неявной феноменологии? — 139 —
|